Неточные совпадения
Далека от
человека жизнь природы; «духом немым и глухим» полна для него эта таинственная жизнь. Далеки и животные. Их нет вокруг
человека, ом не соприкасается душою с их могучею и загадочною, не
умом постигаемою силою жизни. Лишь редко, до странности редко является близ героев Достоевского то или другое животное, — и, боже мой, в каком виде! Искалеченное, униженное и забитое, полное того же мрака, которым полна природа.
Кто крепок и силен
умом и духом, тот над
людьми и властелин.
Перенести я не могу, что иной, высший даже сердцем
человек и с
умом высоким, начинает с идеала Мадонны, а кончает идеалом Содомским.
Мы видим: перестрадав сверх меры,
люди только сходят у Достоевского с
ума, убивают себя, умирают, захлебываясь проклятиями. Там, где идея эта должна проявиться, Достоевский как раз замолкает. Раскольников на каторге очистился страданием, для него началась новая жизнь, «обновление» и «перерождение», но… Но «это могло составить тему нового рассказа, теперешний же рассказ наш окончен». То же и относительно Подростка.
— А ты как думал? Ты думал, он дурак, зверь-то? Нет, он умней
человека, даром, что свинья называется. Он все знает. Хоть то в пример возьми:
человек по следу пройдет, не заметит, а свинья как наткнется на твой след, так сейчас отдует и прочь; значит,
ум в ней есть, что ты свою вонь не чувствуешь, а она слышит… Она свинья, а все она не хуже тебя: такая же тварь божия. Эх-ма! Глуп
человек, глуп, глуп
человек!»
Человек жалок и беспомощен, когда подходит к жизни с одним только
умом, с кодексом его понятий, суждений и умозаключений. Так был бы беспомощен скрипач, который вышел бы играть хотя бы и с самым прекрасным смычком, но без скрипки. Сущность жизни познается каким-то особенным путем, внеразумным. Есть способность к этому познанию, — и
ум, как смычок, извлечет из него полные, живые, могущественные мелодии.
«Жалкий твой
ум, жалкое то счастье, которого ты желаешь, и несчастное ты создание, само не знаешь, чего тебе надобно… Да дети-то здраво смотрят на жизнь: они любят и знают то, что должен любить
человек, и то, что дает счастье, а вас жизнь до того запутала и развратила, что вы смеетесь над тем, что одно любите, и ищете одного того, что ненавидите, и что делает ваше несчастие».
Глубоко и прочно все нужные правила заложены в
человеке самою природою; только к ней нужно прислушиваться, к ее блаженному, непогрешимому голосу, а не к выведенным из
ума, бесконечно разнообразным и постоянно сменяющимся правилам докторов.
В плену, в балагане, Пьер узнал не
умом, а всем существом своим, жизнью, что
человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей… Но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину, — он узнал, что на свете нет ничего страшного.
Как и то, и другое чуждо духу Толстого: Подобно Пьеру, он крепко знает, — не
умом, а всем существом своим, жизнью, — что
человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом и что на свете нет ничего страшного, никакой «чумы».
«Потому, что я видел истину, я видел и знаю, что
люди могут быть прекрасны и счастливы, не потеряв способности жить на земле. Я не хочу и не могу верить, чтобы зло было нормальным состоянием
людей. И как мне не веровать: я видел истину, — не то что изобрел
умом, а видел, видел, и живой образ ее наполнил душу мою навеки. Я видел ее в такой восполненной целости, что не мог поверить, чтоб ее не могло быть у
людей…»
Если живой
человек ярко и непосредственно ощущает счастье, то это — затмение
ума, которое следует рассеивать.
Эллины хорошо знали, что кратковременное дионисическое безумие способно спасать
людей от настоящего, длительного безумия: кто противится дионисическим оргиям, учили они, тот сходит с
ума. В Афинах существовал особый дионисический праздник, Эоры, который был учрежден с целью исцелить афинских женщин от охватившего их массового помешательства.
Вячеслав Иванов, русский исследователь «эллинской религии страдающего бога», видит в дионисическом безумии-экстазе характернейшую и почетнейшую особенность
человека.
Человек, по его мнению, прежде всего — animal ecstaticum. «Когда животное сошло с
ума, — оно стало
человеком». Навряд ли это так. Животное способно сходить с
ума, впадать в несомненно дионисическое безумие, — и от этого еще не становится
человеком.
«В плену, в балагане, Пьер узнал не
умом, а всем существом своим, жизнью, что
человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом… Но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину, — он узнал, что на свете нет ничего страшного».
Неточные совпадения
Простите,
люди добрые, // Учите уму-разуму, // Как жить самой?
Софья. Вижу, какая разница казаться счастливым и быть действительно. Да мне это непонятно, дядюшка, как можно
человеку все помнить одного себя? Неужели не рассуждают, чем один обязан другому? Где ж
ум, которым так величаются?
Стародум. Льстец есть тварь, которая не только о других, ниже о себе хорошего мнения не имеет. Все его стремление к тому, чтоб сперва ослепить
ум у
человека, а потом делать из него, что ему надобно. Он ночной вор, который сперва свечу погасит, а потом красть станет.
Стародум. Это странное дело!
Человек ты, как вижу, не без
ума, а хочешь, чтоб я отдал мою племянницу за кого — не знаю.
Стародум. В одном. Отец мой непрестанно мне твердил одно и то же: имей сердце, имей душу, и будешь
человек во всякое время. На все прочее мода: на
умы мода, на знания мода, как на пряжки, на пуговицы.