Неточные совпадения
— Да, он глуп, но — в меру возраста. Всякому возрасту соответствует определенная доза глупости и
ума. То, что называется сложностью в химии, — вполне законно, а то, что принимается за сложность в характере
человека, часто бывает только его выдумкой, его игрой. Например — женщины…
Он выучился искусно ставить свое мнение между да и нет, и это укрепляло за ним репутацию
человека, который умеет думать независимо, жить на средства своего
ума.
Он употреблял церковнославянские слова: аще, ибо, паче, дондеже, поелику, паки и паки; этим он явно, но не очень успешно старался рассмешить
людей. Он восторженно рассказывал о красоте лесов и полей, о патриархальности деревенской жизни, о выносливости баб и
уме мужиков, о душе народа, простой и мудрой, и о том, как эту душу отравляет город. Ему часто приходилось объяснять слушателям незнакомые им слова: па́морха, мурцовка, мо́роки, сугрев, и он не без гордости заявлял...
— Что ж ты как вчера? — заговорил брат, опустив глаза и укорачивая подтяжки брюк. — Молчал, молчал… Тебя считали серьезно думающим
человеком, а ты вдруг такое, детское. Не знаешь, как тебя понять. Конечно, выпил, но ведь говорят: «Что у трезвого на
уме — у пьяного на языке».
— А Томилин из операций своих исключает и любовь и все прочее. Это, брат, не плохо. Без обмана. Ты что не зайдешь к нему? Он знает, что ты здесь. Он тебя хвалит: это, говорит,
человек независимого
ума.
— Когда я слушаю споры, у меня возникает несколько обидное впечатление; мы, русские
люди, не умеем владеть
умом. У нас не
человек управляет своей мыслью, а она порабощает его. Вы помните, Самгин, Кутузов называл наши споры «парадом парадоксов»?
За глаза Клим думал о Варавке непочтительно, даже саркастически, но, беседуя с ним, чувствовал всегда, что
человек этот пленяет его своей неукротимой энергией и прямолинейностью
ума. Он понимал, что это
ум цинический, но помнил, что ведь Диоген был честный
человек.
— У вас — критический
ум, — говорила она ласково. — Вы
человек начитанный, почему бы вам не попробовать писать, а? Сначала — рецензии о книгах, а затем, набив руку… Кстати, ваш отчим с нового года будет издавать газету…
— Возьмем на прицел глаза и
ума такое происшествие: приходят к молодому царю некоторые простодушные
люди и предлагают: ты бы, твое величество, выбрал из народа
людей поумнее для свободного разговора, как лучше устроить жизнь. А он им отвечает: это затея бессмысленная. А водочная торговля вся в его руках. И — всякие налоги. Вот о чем надобно думать…
— Фельетонист у нас будет опытный, это — Робинзон, известность. Нужен литературный критик,
человек здорового
ума. Необходима борьба с болезненными течениями в современной литературе. Вот такого сотрудника — не вижу.
Владимирские пастухи-рожечники, с аскетическими лицами святых и глазами хищных птиц, превосходно играли на рожках русские песни, а на другой эстраде, против военно-морского павильона, чернобородый красавец Главач дирижировал струнным инструментам своего оркестра странную пьесу, которая называлась в программе «Музыкой небесных сфер». Эту пьесу Главач играл раза по три в день, публика очень любила ее, а
люди пытливого
ума бегали в павильон слушать, как тихая музыка звучит в стальном жерле длинной пушки.
— Интересно, что сделает ваше поколение, разочарованное в
человеке? Человек-герой, видимо, антипатичен вам или пугает вас, хотя историю вы мыслите все-таки как работу Августа Бебеля и подобных ему. Мне кажется, что вы более индивидуалисты, чем народники, и что массы выдвигаете вы вперед для того, чтоб самим остаться в стороне. Среди вашего брата не чувствуется
человек, который сходил бы с
ума от любви к народу, от страха за его судьбу, как сходит с
ума Глеб Успенский.
— Вы, кажется,
человек внимательного
ума и шикарной словесностью не увлечены, молчите все, так — как же, по-вашему: можно ли пренебрегать историей?
Пусть даже половина
людей погибнет, сойдет с
ума, только бы другая вылечилась от пошлой бессмысленности жизни.
— В сыщики я пошел не из корысти, а — по обстоятельствам нужды, — забормотал Митрофанов, выпив водки. — Ну и фантазия, конечно. Начитался воровских книжек, интересно! Лекок был
человек великого
ума. Ах, боже мой, боже мой, — погромче сказал он, — простили бы вы мне обман мой! Честное слово — обманывал из любви и преданности, а ведь полюбить
человека — трудно, Клим Иванович!
— А еще вреднее плотских удовольствий — забавы распутного
ума, — громко говорил Диомидов, наклонясь вперед, точно готовясь броситься в густоту
людей. — И вот студенты и разные недоучки, медные головы, честолюбцы и озорники, которым не жалко вас, напояют голодные души ваши, которым и горькое — сладко, скудоумными выдумками о каком-то социализме, внушают, что была бы плоть сыта, а ее сытостью и душа насытится… Нет! Врут! — с большой силой и торжественно подняв руку, вскричал Диомидов.
— Понимаешь, в чем штука?
Людям — верю и очень уважаю их, а — в дело, которое они делают, — не верю. Может быть, не верю только
умом, а? А ты — как?
«От
ума или от сердца? Как это он говорил? Выдумывает от бессилия, вот что. Бездарный
человек…»
— К тому же Михайло-то и раненый, говорю. Хороший
человек товарищ этот, Яков. Строгий. Все понимает. Все. Егора все ругают, а он с Егором говорит просто… Куда же это Егор ушел?
Ума не приложу…
Бойкая рыжая лошаденка быстро и легко довезла Самгина с вокзала в город;
люди на улицах, тоже толстенькие и немые, шли навстречу друг другу спешной зимней походкой; дома, придавленные пуховиками снега, связанные заборами, прочно смерзлись, стояли крепко; на заборах, с розовых афиш, лезли в глаза черные слова: «Горе от
ума», — белые афиши тоже черными словами извещали о втором концерте Евдокии Стрешневой.
«Поручик пьян или сошел с
ума, но он — прав! Возможно, что я тоже закричу. Каждый разумный
человек должен кричать: «Не смейте насиловать меня!»
«Среди таких
людей легко сойти с
ума».
— Нам все едино-с! И позвольте сказать, что никакой крестьянской войны в Германии не было-с, да и быть не может, немцы —
люди вышколенные, мы их — знаем-с, а войну эту вы сами придумали для смятения
умов, чтоб застращать нас,
людей некнижных-с…
— Зотиха, Марина Петровна, указала нам, — говорили они, и чувствовалось, что для этих
людей Марина — большой
человек. Он объяснял это тем, что захолустные, полудикие
люди ценят ее деловитый
ум, ее знание жизни.
«Поблек, — думал Самгин, выходя из гостиницы в голубоватый холод площади. — Типичный русский бездельник. О попах — нарочно, для меня выдумал. Маскирует чудачеством свою внутреннюю пустоту. Марина сказала бы:
человек бесплодного
ума».
— Я ненавижу поповское православие, мой
ум направлен на слияние всех наших общин — и сродных им — в одну. Я — христианство не люблю, — вот что! Если б
люди твоей… касты, что ли, могли понять, что такое христианство, понять его воздействие на силу воли…
— О, да! — гневно вскричала она. — Читайте речи Евгения Рихтера. Социалисты — это
люди, которые хотят ограбить и выгнать из Германии ее законных владельцев, но этого могут хотеть только евреи. Да, да — читайте Рихтера, — это здравый, немецкий
ум!
Чаще всего книги показывали ему
людей жалкими, запутавшимися в мелочах жизни, в противоречиях
ума и чувства, в пошленьких состязаниях самолюбий.
— Говорил, что все
люди для тебя безразличны, ты презираешь
людей. Держишь — как песок в кармане — умишко второго сорта и швыряешь в глаза
людям, понемногу, щепотками, а настоящий твой
ум прячешь до времени, когда тебя позовут в министры…
—
Человек несимпатичный, но — интересный, — тихо заговорил Иноков. — Глядя на него, я, бывало, думал: откуда у него эти судороги
ума? Страшно ему жить или стыдно? Теперь мне думается, что стыдился он своего богатства, бездолья, романа с этой шалой бабой. Умный он был.
— Ой, простите, глупо я пошутил, уподобив вас гривеннику! Вы, Клим Иваныч, поверьте слову: я цену вам как раз весьма чувствую! Душевнейше рад встретить в лице вашем не пустозвона и празднослова, не злыдня, подобного, скажем, зятьку моему, а
человека сосредоточенного
ума, философически обдумывающего видимое и творимое. Эдакие
люди — редки, как, примерно… двуглавые рыбы, каких и вовсе нет. Мне знакомство с вами — удача, праздник…
Образ Марины вытеснил неуклюжий, сырой
человек с белым лицом в желтом цыплячьем пухе на щеках и подбородке, голубые, стеклянные глазки, толстые губы, глупый, жадный рот. Но быстро шла отрезвляющая работа
ума, направленного на привычное ему дело защиты
человека от опасностей и ненужных волнений.
А судя по отзвукам на ее дела —
человек не малого
ума и великой жадности.
Это
человек… жалкий,
человек, так сказать, засоренного
ума.
«Полуграмотному
человеку, какому-нибудь слесарю, поручена жизнь сотен
людей. Он везет их сотни верст. Он может сойти с
ума, спрыгнуть на землю, убежать, умереть от паралича сердца. Может, не щадя своей жизни, со зла на
людей устроить крушение. Его ответственность предо мной… пред людями — ничтожна. В пятом году машинист Николаевской дороги увез революционеров-рабочих на глазах карательного отряда…»
«Мне следует освободить память мою от засоренности книжной… пылью. Эта пыль радужно играет только в лучах моего
ума. Не вся, конечно. В ней есть крупицы истинно прекрасного. Музыка слова — ценнее музыки звука, действующей на мое чувство механически, разнообразием комбинаций семи нот. Слово прежде всего — оружие самозащиты
человека, его кольчуга, броня, его меч, шпага. Лишние фразы отягощают движение
ума, его игру. Чужое слово гасит мою мысль, искажает мое чувство».