Неточные совпадения
Цельный, самим собою сильный инстинкт жизни говорить так не может. Ему нет нужды «надувать себя», он верит в свои силы, не рассчитывает их на определенный срок. Прежде же и главнее всего — для него вполне несомненна святая законность своего
существования. Жизненный же инстинкт, который сам стыдится себя, который сам спешит признать себя «подлым» и «неприличным», — это не жизненный инстинкт, а только жалкий его обрывок. Он не способен осиять
душу жизнью, — способен только ярко осветить ее умирание.
Французы отступают из сожженной Москвы и гонят с собою пленных. Новые ужасы развертываются перед Пьером. Отстающих пленных пристреливают. «Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его
существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в,
душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Один из современных сынов Достоевского, поместившийся под знаком «вечности», пишет: «Над бездной всеобщего и окончательного небытия хотят позитивисты устроить жизнь, облегчить
существование, ослабить страдания этого малого, короткого, узкого, призрачного в своей бессмысленности бытия. Веселые позитивисты, поющие хвалу жизни, должны понимать жизнь как «пир во время чумы»… Только опустошенные, плоские, лакейски-самодовольные
души не чувствуют ужаса этой «чумы» и невозможности этого «пира».
И цель ее — конечно, не «облегчить
существование и ослабить страдания», цель — дать волю неиссякаемым источникам жизни и счастья, скрыто таящимся в человеческой
душе.
«Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни, теперь опять овладела его
существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в
душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни».
Бог их совсем не нуждается, чтоб ему говорили: «Да, ты существуешь!» Для людей с таким жизнеотношением вопрос о
существовании бога никогда не может стать основным вопросом и трагедией жизни: назван ли бог человеком или нет, — он все равно непрерывно живет в
душе человека.
Тяжки были ему муки
существования, пропадала вера в жизнь, величайшим счастьем начинало казаться небытие; с подбитыми крыльями,
душа бессильно погружалась в угрюмый туман отчаяния.
Это было философски столь упадочное и жалкое время, когда считали серьезным аргументом против
существования души тот факт, что при анатомировании трупов души не нашли.
Когда я житейски говорю, что твердо знаю о
существовании души у моего ближнего, то этим я утверждаю элементарную метафизику, основу метафизики наукообразной.
Неточные совпадения
«Откуда взял я это? Разумом, что ли, дошел я до того, что надо любить ближнего и не
душить его? Мне сказали это в детстве, и я радостно поверил, потому что мне сказали то, что было у меня в
душе. А кто открыл это? Не разум. Разум открыл борьбу за
существование и закон, требующий того, чтобы
душить всех, мешающих удовлетворению моих желаний. Это вывод разума. А любить другого не мог открыть разум, потому что это неразумно».
Я сделался нравственным калекой: одна половина
души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил, — тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что никто не знал о
существовании погибшей ее половины; но вы теперь во мне разбудили воспоминание о ней, и я вам прочел ее эпитафию.
— Как в цене? — сказал опять Манилов и остановился. — Неужели вы полагаете, что я стану брать деньги за
души, которые в некотором роде окончили свое
существование? Если уж вам пришло этакое, так сказать, фантастическое желание, то с своей стороны я передаю их вам безынтересно и купчую беру на себя.
Губернатор подошел к Одинцовой, объявил, что ужин готов, и с озабоченным лицом подал ей руку. Уходя, она обернулась, чтобы в последний раз улыбнуться и кивнуть Аркадию. Он низко поклонился, посмотрел ей вслед (как строен показался ему ее стан, облитый сероватым блеском черного шелка!) и, подумав: «В это мгновенье она уже забыла о моем
существовании», — почувствовал на
душе какое-то изящное смирение…
Штольц был глубоко счастлив своей наполненной, волнующейся жизнью, в которой цвела неувядаемая весна, и ревниво, деятельно, зорко возделывал, берег и лелеял ее. Со дна
души поднимался ужас тогда только, когда он вспоминал, что Ольга была на волос от гибели, что эта угаданная дорога — их два
существования, слившиеся в одно, могли разойтись; что незнание путей жизни могло дать исполниться гибельной ошибке, что Обломов…