Неточные совпадения
«Я сейчас иду предавать
себя. Но я не
знаю, для чего я иду предавать
себя, — говорит Раскольников. — Преступление? Какое преступление? — вскричал он в каком-то внезапном бешенстве. — Не думаю я
о нем, и смывать не думаю! Только теперь вижу ясно всю нелепость моего малодушия, теперь, как уж решился идти на этот ненужный стыд! Просто от низости и бездарности моей решаюсь!»
Он не считал
себя премудрым, но не мог не
знать, что он был умнее жены и Агафьи Михайловны, и не мог не
знать того, что когда он думал
о смерти, он думал всеми силами души.
Жизнь теряет для Левина всякий смысл. Его тянет к самоубийству. Но рядом с этим наблюдается одно чрезвычайно странное явление. «Когда Левин думал
о том, что он такое и для чего он живет, он не находил ответа и приходил в отчаяние; но когда он переставал спрашивать
себя об этом, он как будто
знал, и что он такое, и для чего живет, потому что твердо и определенно действовал и жил; даже в это последнее время он гораздо тверже и определеннее жил, чем прежде».
В «Утре помещика» князь Нехлюдов открывает ту же — «ему казалось, — совершенно новую истину»
о счастье в добре и самоотвержении. Но так же, как Оленин, он убеждается в мертвенной безжизненности этой истины. «Иногда я чувствую, что могу быть довольным
собою; но это какое-то сухое, разумное довольство. Да и нет, я просто недоволен
собою! Я недоволен, потому что я здесь не
знаю счастья, а желаю, страстно желаю счастья».
В книге «
О жизни» Толстой пишет: «Радостная деятельность жизни со всех сторон окружает нас, и мы все
знаем ее в
себе с самых первых воспоминаний детства… Кто из живых людей не
знает того блаженного чувства, хоть раз испытанного и чаще всего в самом раннем детстве, — того блаженного чувства умиления, при котором хочется любить всех; и близких, и злых людей, и врагов, и собаку, и лошадь, и травку; хочется одного, — чтобы всем было хорошо, чтобы все были счастливы».
Он не
знал, для чего обнимал ее, он не давал
себе отчета, почему ему так неудержимо хотелось целовать ее, целовать ее всю, но он целовал ее, плача, рыдая и обливая своими слезами, и исступленно клялся любить ее, любить во веки веков. «Облей землю слезами радости твоея и люби сии слезы твои»… — прозвенело в душе его.
О чем плакал он?
О, он плакал в восторге своем даже и об этих звездах, которые сияли ему из бездны, и не стыдился исступления сего»…
Без любви протекли и все восемь лет их брачной жизни. «Любит? — с насмешкою думает Анна. — Разве он может любить? Если бы он не слыхал, что бывает любовь, он никогда бы не употреблял этого слова. Он и не
знает, что такое любовь. Они не видят, что я видела. Они не
знают, как он восемь лет душил мою жизнь, душил все, что было во мне живого, — что он ни разу не подумал
о том, что я живая женщина, которой нужна любовь. Не
знают, как на каждом шагу он оскорблял меня и оставался доволен
собой».
«Князю Андрею вдруг стало отчего-то больно. День был так хорош, солнце так ярко, кругом все так весело; а эта тоненькая и хорошенькая девушка не
знала и не хочет
знать про его существование и была довольна и счастлива какой-то своей отдельной, — верно глупой, — но веселой и счастливой жизнью. «Чему она рада?
О чем она думает? Не об уставе военном, не об устройстве рязанских оброчных.
О чем она думает? И чем она счастлива, — невольно с любопытством спрашивал
себя князь Андрей».
Каренин приехал в Москву. Стива зовет его к
себе обедать; он ничего еще не
знает о семейной драме Карениных.
Действительно, при каждом значительном распространении дионисовских возбуждений всегда замечается, что дионисовское освобождение от оков личности прежде всего дает
о себе знать умалением политических и общественных инстинктов, доходящим до равнодушия и даже до враждебного отношения к ним.
Вот — тайная община просветленных учеников древнего Орфея. Изнуренные постом, со строгими, скорбными лицами, в оливковых венках и льняных одеждах, сходятся они на тайные свои радения. Что там творится — из посторонних никто не
знает. Какими-то таинственными обрядами верующие очищаются от земной скверны, стряхивают с
себя греховные думы
о ничтожных земных делах и в тихих молитвенных экстазах сливаются душою с великим страдальцем-богом.
Но все ярче в этом мраке начинало светиться лучезарное лицо бога жизни и счастья. Каждую минуту имя его, казалось бы, могло быть названо. Ницше уже говорит
о себе: «Мы, гиперборейцы»… Профессор классической филологии, он, конечно, хорошо
знал, что над счастливыми гиперборейцами безраздельно царит Аполлон, что Дионису делать у них нечего.
Неточные совпадения
О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да что в самом деле? Я такой! я не посмотрю ни на кого… я говорю всем: «Я сам
себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
Скотинин. Да с ним на роду вот что случилось. Верхом на борзом иноходце разбежался он хмельной в каменны ворота. Мужик был рослый, ворота низки, забыл наклониться. Как хватит
себя лбом
о притолоку, индо пригнуло дядю к похвям потылицею, и бодрый конь вынес его из ворот к крыльцу навзничь. Я хотел бы
знать, есть ли на свете ученый лоб, который бы от такого тумака не развалился; а дядя, вечная ему память, протрезвясь, спросил только, целы ли ворота?
Был, после начала возмущения, день седьмый. Глуповцы торжествовали. Но несмотря на то что внутренние враги были побеждены и польская интрига посрамлена, атаманам-молодцам было как-то не по
себе, так как
о новом градоначальнике все еще не было ни слуху ни духу. Они слонялись по городу, словно отравленные мухи, и не смели ни за какое дело приняться, потому что не
знали, как-то понравятся ихние недавние затеи новому начальнику.
Изобразив изложенное выше, я чувствую, что исполнил свой долг добросовестно. Элементы градоначальнического естества столь многочисленны, что, конечно, одному человеку обнять их невозможно. Поэтому и я не хвалюсь, что все обнял и изъяснил. Но пускай одни трактуют
о градоначальнической строгости, другие —
о градоначальническом единомыслии, третьи —
о градоначальническом везде-первоприсутствии; я же, рассказав, что
знаю о градоначальнической благовидности, утешаю
себя тем,
Хотя она бессознательно (как она действовала в это последнее время в отношении ко всем молодым мужчинам) целый вечер делала всё возможное для того, чтобы возбудить в Левине чувство любви к
себе, и хотя она
знала, что она достигла этого, насколько это возможно в отношении к женатому честному человеку и в один вечер, и хотя он очень понравился ей (несмотря на резкое различие, с точки зрения мужчин, между Вронским и Левиным, она, как женщина, видела в них то самое общее, за что и Кити полюбила и Вронского и Левина), как только он вышел из комнаты, она перестала думать
о нем.