«Для чего мне ваша природа, ваши
восходы и закаты солнца, ваше голубое небо, когда весь этот пир, которому нет конца, начал с того, что одного меня счел за лишнего?
Для чего мне ваша природа, ваш павловский парк, ваши
восходы и закаты солнца, ваше голубое небо и ваши вседовольные лица, когда весь этот пир, которому нет конца, начал с того, что одного меня счел за лишнего?
Неточные совпадения
Вспоминая тех, разве можно быть счастливым в полноте, как прежде, с новыми, как бы новые ни были ему милы?» Но можно, можно: старое горе великою тайной жизни человеческой переходит постепенно в тихую умиленную радость; вместо юной кипучей крови наступает кроткая ясная старость: благословляю
восход солнца ежедневный,
и сердце мое по-прежнему поет ему, но уже более люблю
закат его, длинные косые лучи его, а с ними тихие, кроткие, умиленные воспоминания, милые образы изо всей долгой
и благословенной жизни — а надо всем-то правда Божия, умиляющая, примиряющая, всепрощающая!
Уссурийская тайга оживает 2 раза в сутки: утром, перед
восходом солнца,
и вечером, во время
заката.
Появились новые души, были открыты новые источники творческой жизни, видели новые зори, соединяли чувства
заката и гибели с чувством
восхода и с надеждой на преображение жизни.
Весною тяга начинается на
закате солнца
и продолжается до совершенной темноты или, справедливее сказать, во всю ночь
и даже поутру до солнечного
восхода, в чем я имел случай не один раз убедиться.
Я сравнивал себя с крестьянскими мальчиками, которые целый день, от
восхода до
заката солнечного, бродили взад
и вперед, как по песку, по рыхлым десятинам, которые кушали хлеб да воду, —
и мне стало совестно, стыдно,
и решился я просить отца
и мать, чтоб меня заставили бороновать землю.