Неточные совпадения
Подала самовар. Пришла Володина мать, Варвара Владимировна, пришли все. Володя представил нас
сестрам: старшую, широколицую, звали Оля, младшую, красавицу, —
Маша. Когда
Маша пожимала мне руку, она опять усмехнулась. Я в недоумении подумал...
Миша под секретом рассказал это Володе, Володя без всякого секрета — старшим братьям, а те с хохотом побежали к Варваре Владимировне и девочкам и сообщили о моих видах на
Машу. И вдруг — о радость! — оказалось: после чая
Маша сказала
сестре Оле, что, когда будет большая, непременно выйдет замуж за меня.
Раз за столом
Маша сказала на ухо
сестре...
И я сжимаю кактус и потом, на глазах благоговейно потрясенных
сестер, вытаскиваю из ладони колючки и сосу кровь. Конечно, об этом при первой встрече передавалось
Маше.
— Приношу вам пятьсот извинений, что я вас принимаю за туалетом: я спешу сегодня в наряд, — заговорил купидон, — и у меня есть несколько минут на все сборы; но эти минуты все к вашим услугам. Мне сказали, что вы хотите занять комнату у
сестры Маши? Это прекрасная комната, вы будете ею очень довольны.
Алеша темнеет. В нем вообще очень силен семейный патриотизм, а
сестру Машу он любит с восторженным умилением. Перемогая себя, сам тяготясь своею настойчивостью, он говорит коротко:
Началась она с того, что наша
сестра Маша познакомилась через И.П. с Киселевыми и, сдружившись с Марией Владимировной, стала гащивать в Бабкине, а затем, с весны 1885 года, и вся семья Чеховых переехала туда на дачу.
Наняли простого дрогаля, то есть ломового извозчика, Ивана Федорыча, устлали его дроги подушками, одеялами и ковром, и все семеро, не считая самого извозчика, уселись на дроги и поехали: мамаша,
сестра Маша, братья — Александр в шляпе из бумаги, Николай в цилиндре, Антон, Иван и я.
Неточные совпадения
Он слабо
махнул Разумихину, чтобы прекратить целый поток его бессвязных и горячих утешений, обращенных к матери и
сестре, взял их обеих за руки и минуты две молча всматривался то в ту, то в другую. Мать испугалась его взгляда. В этом взгляде просвечивалось сильное до страдания чувство, но в то же время было что-то неподвижное, даже как будто безумное. Пульхерия Александровна заплакала.
Катя слегка присела, поместилась возле
сестры и принялась разбирать цветы. Борзая собака, имя которой было Фифи, подошла,
махая хвостом, поочередно к обоим гостям и ткнула каждого из них своим холодным носом в руку.
— Я, может быть, объясню вам… И тогда мы простимся с вами иначе, лучше, как брат с
сестрой, а теперь… я не могу! Впрочем, нет! — поспешно заключила,
махнув рукой, — уезжайте! Да окажите дружбу, зайдите в людскую и скажите Прохору, чтоб в пять часов готова была бричка, а Марину пошлите ко мне. На случай, если вы уедете без меня, — прибавила она задумчиво, почти с грустью, — простимтесь теперь! Простите меня за мои странности… (она вздохнула) и примите поцелуй
сестры…
— Эх, голубчик, чего ты убиваешься? Али наших
сестер цыганок не ведаешь? Нрав наш таков, обычай. Коли завелась тоска-разлучница, отзывает душеньку во чужу-дальню сторонушку — где уж тут оставаться? Ты
Машу свою помни — другой такой подруги тебе не найти — и я тебя не забуду, сокола моего; а жизнь наша с тобой кончена!
— Кергель сказывал, что меня непременно определят в
сестры милосердия; ну, я покажу, как русская дама может быть стойка и храбра, — заключила она и молодцевато
махнула головою.