Неточные совпадения
Отец мой
был поляк и католик. По семейным преданиям, его отец, Игнатий Михайлович,
был очень богатый человек, участвовал в польском восстании 1830–1831 годов, имение его
было конфисковано, и он вскоре
умер в бедности. Отца моего взял к себе на воспитание его дядя, Викентий Михайлович, тульский помещик, штабс-капитан русской службы в отставке, православный. В университете отец сильно нуждался; когда кончил врачом, пришлось думать о куске хлеба и уехать из Москвы. Однажды он мне сказал...
— Я воспитал вас, — а ваше дело
будет, когда я
умру, воспитать младших братьев и сестер.
И
умер. И вот его хоронят. Все птицы идут за гробом. И сам соловей, — гордый, великолепный соловей, — говорит над его могилою речь: умерший не выделялся красотою, не
было у него звонкого голоса, но он
был лучше и достойнее всех нас, у него
было то, что дороже и красоты и всяких талантов...
— Наверно, Маша меня разлюбит, и я ее разлюблю; наверно, я завтра из всех предметов получу по единице; наверно, завтра папа и мама
умрут; наверно, у нас
будет пожар, заберутся разбойники и всех нас убьют; наверно, из меня выйдет дурак, негодяй и пьяница; наверно, я в ад попаду.
Вот — праведница, которая,
умирая, наверное, молилась об одном: чтобы ей в аду
было присуждено место не слишком горячее. И Христос сказал бы ей на страшном суде: ты губила душу свою и тем спасла ее!
При жизни бабушки ей все-таки приходилось несколько сдерживаться. Но когда бабушка
умерла и домик перешел в ее владение, тетя Анна совсем запуталась. Домик сейчас же
был заложен, потом перезаложен. Деньги немедленно уплыли, А заработок ее все уменьшался. Появились новые учительницы музыки, более молодые и талантливые, уроков все становилось меньше.
— «Наши столпились у ворот укрепления. Святослав стоял впереди с огромным бердышом. Одежда его
была вся изорвана, волосы всклокочены; руки по локоть, ноги по колено в крови; глаза метали ужасный блеск. Татары, казалось, узнали его и хлынули, как прорванная плотина. „
Умирать, братцы, всем! Славно
умирать!“ — крикнул он, бросился в гущу татар и начал крошить их своим страшным оружием…»
— Ну, а что с тобой
будет, когда ты
умрешь?
Было на душе стыдно и страшно. Если бы я не догадался отбежать, он бы меня пристукнул, и я так бы и
умер, — пакостный, грязный и развратный. Вспоминал: какая гадость! Но ярче становились воспоминания; прелестные нагие руки, выпуклости над вырезом рубашки… И с отчаянием я чувствовал: все-таки пойду туда еще и еще раз, — не
будет силы воли удержать себя!
Привязанность Гаврилы Ивановича к дочери и ее к нему
была трогательна и страшна. Жутко
было представить, что случится с одним, если другой
умрет. И случилось вот что: кажется, это
было в начале девяностых годов, — Гаврила Иванович заболел крупозным воспалением легких и
умер. Зиночка сейчас же пошла к себе в комнату и отравилась хлоралгидратом. В «Новом времени» появилось объявление об их смерти в одной траурной рамке, и хоронили их обоих вместе.
Был такой миллионер-железнодорожник — фон Дервиз. Кажется, он тогда уже
умер, и вдова, в его память, открыла на Васильевском острове несколько дешевых студенческих столовых. Цель
была благотворительная: дать здоровый и недорогой стол студенческой молодежи, отравлявшейся в частных кухмистерских, Но очень скоро случилось, что поставленные во главе столовых отставные обер-офицеры и благородные чиновничьи вдовы стали воровать, и столовки фон Дервиза приняли характер обычных дрянных кухмистерских.
Через год Гаршин
умер. В воспоминаниях о нем некий Виктор Бибиков, незначительный беллетрист того времени, во свидетельство большой популярности Гаршина среди молодежи рассказывал: когда они с Гаршиным возвращались с похорон Надсона и зашли в трактир
выпить рюмку водки, огромная толпа студентов окружила Гаршина, устроила ему овацию и хотела качать, и ему, Виктору Бибикову, с трудом удалось отговорить студентов.
А через две недели — новые похороны. В припадке острого душевного расстройства Гаршин бросился с четвертого этажа в пролет лестницы и через несколько дней
умер. Стискивалось сердце и не могло разжаться, нечем
было дышать, хотелось схватиться за голову, рыдать, спрашивать: «Да что же это делается?!»
Когда он
был еще молодым студентом, богатый дядюшка,
умирая, завещал выплачивать ему по двести рублей в месяц «до окончания университетского курса».
Целый ряд губерний
был поражен «недородом»; крестьянство
умирало от голода и сыпного тифа.
Крыши изб стояли раскрытые, гнилая солома с них
была скормлена скоту, лошадей приходилось подпирать, чтобы не падали, изможденные голодом люди еле передвигали ноги, ребята
умирали, как мухи.
Мне ясно
было, что я скорее двадцать раз
умру от холеры, чем хоть волос на моей голове тронет кто-нибудь из шахтеров.
Это
была смертельная послеродовая болезнь Александры Михайловны. Через несколько дней она
умерла. Леонид Николаевич горько винил в ее смерти берлинских врачей. Врачей в таких случаях всегда винят, но, судя по его рассказу, отношение врачей действительно
было возмутительное. Новорожденного мальчика Данилу взяла к себе в Москву мать Александры Михайловны, а Леонид Николаевич со старшим мальчиком Димкою и своего матерью Настасьей Николаевной поселился на Капри, где в то время жил Горький.
—
Умирая, она мне сказала: «Ты должен остаться жить, ты…» Ну, не скажу, как она выразилась, словом, — «ты — большой писатель, ты должен довершить, что задумал». Ведь она все мои планы, все замыслы знала близко… И потом — мне сама она этого не могла сказать, она поручила своей матери передать мне это после смерти: «Скажи ему, чтоб он женился». И прибавила: «только так, как я, его никто не
будет любить».
—
Умер Мамин-Сибиряк!.. А мы как раз собирались избрать его в почетные академики. Эх, жалко, не
поспели! Тяжелая его жизнь
была в последние годы. Утешили бы старика.
Неточные совпадения
Хлестаков (пишет).Ну, хорошо. Отнеси только наперед это письмо; пожалуй, вместе и подорожную возьми. Да зато, смотри, чтоб лошади хорошие
были! Ямщикам скажи, что я
буду давать по целковому; чтобы так, как фельдъегеря, катили и песни бы
пели!.. (Продолжает писать.)Воображаю, Тряпичкин
умрет со смеху…
Бобчинский (Добчинскому). Вот это, Петр Иванович, человек-то! Вот оно, что значит человек! В жисть не
был в присутствии такой важной персоны, чуть не
умер со страху. Как вы думаете, Петр Иванович, кто он такой в рассуждении чина?
Артемий Филиппович. О! насчет врачеванья мы с Христианом Ивановичем взяли свои меры: чем ближе к натуре, тем лучше, — лекарств дорогих мы не употребляем. Человек простой: если
умрет, то и так
умрет; если выздоровеет, то и так выздоровеет. Да и Христиану Ивановичу затруднительно
было б с ними изъясняться: он по-русски ни слова не знает.
Не
будь такой оказии, // Не
умер бы Агап!
По осени у старого // Какая-то глубокая // На шее рана сделалась, // Он трудно
умирал: // Сто дней не
ел; хирел да сох, // Сам над собой подтрунивал: // — Не правда ли, Матренушка, // На комара корёжского // Костлявый я похож?