Неточные совпадения
Один единственный случай, когда меня выпороли. Папа одно время очень увлекался садоводством. В большом цветнике в передней части нашего сада росли самые редкие
цветы.
Было какое-то растение, за которым папа особенно любовно ухаживал. К великой его радости и гордости, после многих трудов, растение дало, наконец,
цветы.
Однажды вечером папе и маме нужно
было куда-то уехать. Папа позвал меня, подвел к
цветку, показал его и сказал...
— Видишь, вот
цветок? Не смей не только трогать его, а и близко не подходи. Если он сломается, мне
будет очень неприятно. Понял?
Поздно вечером они воротились, и папа сейчас же пошел с фонарем в сад взглянуть на
цветок.
Цветка не
было! Ничего от него не осталось, — только ямка и кучка земли.
11 ноября
были мои именины, и я получил в подарок от папы и мамы собрание стихотворений Ал. Толстого, где находилась и драма «Посадник». Красивый том в коленкоровом переплете
цвета какао, с золототисненным факсимиле через всю верхнюю крышку переплета из нижнего левого угла в верхний правый: «Гр. А. К. Толстой». И росчерк под подписью тоже золототисненный.
Я сунулся к зеркалу, — позор! Разгоряченное мое лица
было великолепнейшего темно-кирпичного
цвета, и на нем предательскими пятнами алел на щеках нежно-карминовый румянец.
У нее самой рояль
был плохонький, рыжего
цвета, и звучал, как слабо натянутый барабан.
Различались мы не только
цветом волос: дух семей, темпераменты, жизнеотношение — все
было совершенно различное.
Очень мне у Конопацких нравилась одна игра Называлась: «Врёшеньки-врёшь». Каждый играющий
был каким-нибудь
цветом, — красным, зеленым, голубым. Один из играющих, — скажем, Люба, — заявлял, что зеленый
цвет нехорош. Я — зеленый
цвет — ей возражал...
В третьем часу ночи я возвращался домой, полный впечатлений от знакомства с директорской дочкой, похожей на Машу Плещееву, от конфетных угощений и главное: все учителя напились пьяные! Никогда я их в таком виде не видал. Томашевич размахивал руками, хохотал и орал на всю залу;
Цветков танцевал кадриль и
был так беспомощен в grand rond, что гимназист сзади держал его за талию и направлял, куда надо идти, а он, сосредоточенно нахохлившись, послушно шел, куда его направляли.
Наташа из трех сестер
была младшая, она
была на пять лет моложе меня. Широкое лицо и на нем — большие лучащиеся глаза, детски-ясные и чистые; в них, когда она не смеялась, мне чувствовалась беспомощная печаль и детский страх перед жизнью. Но смеялась она часто, хохотала, как серебряный колокольчик, и тогда весь воздух вокруг нее смеялся. Темные брови и светлая, как лен, густая коса. У всех Конопацких
были великолепные волосы и чудесный
цвет лица.
И Гете писал Гегелю: «Я всегда радуюсь вашему расположению ко мне, как одному из прекраснейших
цветов все более развивающейся весны моей души». Гете в это время
было — семьдесят пять лет.
Любовь
была чистая и целомудренная, с нежным, застенчивым запахом, какой утром бывает от луговых
цветов в тихой лощинке, обросшей вокруг орешником. Ни одной сколько-нибудь чувственной мысли не шевелилось во мне, когда я думал о Конопацких. Эти три девушки
были для меня светлыми, бесплотными образами редкой красоты, которыми можно
было только любоваться.
Сирень отцвела и сыпала на дорожки порыжевшие
цветки, по саду яркой бело-розовой волной покатились цветущие розы, шиповник и жасмин. Экзамены кончились.
Будет педагогический совет, нам выдадут аттестаты зрелости, — и прощай, гимназия, навсегда! Портному уже
было заказано для меня штатское платье (в то время у студентов еще не
было формы), он два раза приходил примерять визитку и брюки, а серо-голубое новенькое летнее пальто уже висело на вешалке в передней.
Мягкое покачивание городской пролетки, серебристо-зеленые волны по ржи, запах полевых
цветов, конского пота и дегтя, — милый запах, его вечно
будет любовно помнить всякий, кто путешествовал на лошадях по родным полям.
Никакого, конечно, запаха резеды в комнате не
было, липы тогда еще не
цвели, да и месяца в то время не
было.
Однажды приехал в Тулу император Александр III. В торжественной его встрече участвовали и все учебные заведения. Учащиеся
были выстроены шпалерами по улицам, по которым проезжал царь. Инна и Маня воротились с этой встречи потные, усталые, охрипшие. Восторженно рассказывали, как махали царю платками, как бросали ему
цветы, как до хрипоты кричали «ура!», с гордостью показывали опухшие от рукоплесканий ладони.
„Утром больного нашли мертвым. Лицо его
было спокойно и светло; истощенные черты с тонкими губами и глубоко впавшими закрытыми глазами выражали какое-то горделивое счастье. Когда его клали на носилки, попробовали разжать руку и вынуть красный
цветок. Но рука закоченела, и он унес свой трофей в могилу“.
А в таком случае — такая ли уж большая разница между подвигом Желябова и подвигом гаршинского безумца? Что отрицать? Гаршинский безумец — это
было народовольчество, всю свою душу положившее на дело, столь же бесплодное, как борьба с красным
цветком мака. Но что до того? В дело нет больше веры? Это не важно. Не тревожь себя раздумьем, иди слепо туда, куда зовет голос сокровенный. Иди на жертву и без веры продолжай то дело, которое предшественники твои делали с бодрою верою Желябовых и… гаршинских безумцев.
Там
было мало обычных садовых
цветов — всех этих левкоев, настурций, резеды.
И здесь, на хорошей земле, при тщательном уходе,
цветок развивался так пышно, что нельзя
было его и сравнивать с братьями его, жившими на воле.
Неточные совпадения
Хлестаков. Я люблю
поесть. Ведь на то живешь, чтобы срывать
цветы удовольствия. Как называлась эта рыба?
Я там
была нарядная, // Дородства и пригожества // Понакопила за зиму, //
Цвела, как маков
цвет!
Первая, которая замыслила похитить бразды глуповского правления,
была Ираида Лукинишна Палеологова, бездетная вдова непреклонного характера, мужественного сложения, с лицом темно-коричневого
цвета, напоминавшим старопечатные изображения.
Но бригадир
был непоколебим. Он вообразил себе, что травы сделаются зеленее и
цветы расцветут ярче, как только он выедет на выгон."Утучнятся поля, прольются многоводные реки, поплывут суда, процветет скотоводство, объявятся пути сообщения", — бормотал он про себя и лелеял свой план пуще зеницы ока."Прост он
был, — поясняет летописец, — так прост, что даже после стольких бедствий простоты своей не оставил".
На голове ее из своих и чужих нежно золотистого
цвет волос
был сделан такой эшафодаж прически, что голова ее равнялась по величине стройно выпуклому и очень открытому спереди бюсту.