Люнет лежал совсем одиноко в чистом поле, на полверсты вперед от наших позиций и всего за четыреста шагов от японских; с флангов
японские позиции загибались вокруг него, а справа и несколько сзади серела вдали грозно укрепленная японцами деревня Ламатунь; кроме того, люнет был под косым обстрелом одного из наших люнетов.
Мы приготовились к приему раненых. Раненых не привозили. А пальба перекатывалась бешено и лихорадочно, мимо скакали в темноте взволнованные ординарцы… На
японских позициях засветился прожектор, голубоватый луч медленно пополз по нашим позициям.
Неточные совпадения
А утомление войною у всех было полное. Не хотелось крови, не хотелось ненужных смертей. На передовых
позициях то и дело повторялись случаи вроде такого: казачий разъезд, как в мешок, попадает в ущелье, со всех сторон занятое японцами. Раньше никто бы из казаков не вышел живым. Теперь на горке появляется
японский офицер, с улыбкою козыряет начальнику разъезда и указывает на выход. И казаки спокойно уезжают.
Ранены были они вот как: полк пришел с
позиции на отдых в деревню; один солдат захватил с собою подобранную на
позициях неразорвавшуюся
японскую шрапнель; солдаты столпились на дворе фанзы и стали рассматривать снаряд: вертели его, щелкали, начали отвертывать дистанционную трубку.
В Тьелине устроены
позиции и по всей вероятности здесь тоже разыграется бой, подобный боям у Дашичао, Хайчена и Ляояна, бой, целью которого будет задержание
японской армии и её обессиление.
Вся беда в том, что наша артиллерия постоянно занимает одну и ту же
позицию, к которой легко пристреляться, а между тем
японская быстро переходит с места на место, да и снарядов японцы тратят массы, а у нас в этом случае соблюдается разумная экономия.
В это время нашим батареям пришло приказание сниматься с
позиций и вытягиваться по дороге на Гутцяузы, что и было исполнено с замечательным искусством и неожиданно для
японской артиллерии, которая открыла страшный огонь только тогда, когда все орудия были свезены вниз и потому стрельба их была безрезультатна.