Неточные совпадения
«Обычное представление о Боге как отдельном существе вне мира и позади (?) мира не исчерпывает всеобщего предмета религии и есть редко
чистая и всегда недостаточная форма выражения религиозного
сознания…
В действительности вере вовсе не свойственно связывать свою достоверность с такими свидетельствами и случайностями; она есть в своей достоверности независимое отношение к своему абсолютному предмету,
чистое знание его, которое не вмешивает букв, бумаги и переписчиков в свое
сознание абсолютного существа и не опосредствуется такими вещами» (Hegel's Phenomenologie des Geistes, Jubiläumausgabe, Phil.
Потому-то «
чистая» философия, притязающая на решающий голос и в вопросах религиозного
сознания, столь естественно приходит к отрицанию ипостасности Божества, видя в ней лишь недозволительный антропоморфизм или психологизм (наиболее воинствующими здесь являются представители «философии бессознательного» — Гартман и Древе [Вот какими аргументами возражает Древе против личного характера Божества: «Индивидом дух называется в· конечной своей ограниченности и определимости материальным организмом…
Божественные энергии, струящиеся в мир, откровения Божества в твари, вносят тем самым различимость в само Божество, которое постольку уже перестает быть
чистым НЕ для мира, но, раскрывая внутрибожественную жизнь, делает ведомым то, что неведомо, вносит в имманентное
сознание то, что ему трансцендентно, так сказать, дробит и множит Божество, как единый солнечный луч дробится и множится в своих отражениях и преломлениях.
Неточные совпадения
Ей было только четырнадцать лет, но это было уже разбитое сердце, и оно погубило себя, оскорбленное обидой, ужаснувшею и удивившею это молодое детское
сознание, залившею незаслуженным стыдом ее ангельски
чистую душу и вырвавшею последний крик отчаяния, не услышанный, а нагло поруганный в темную ночь, во мраке, в холоде, в сырую оттепель, когда выл ветер…
Но если польское мессианское
сознание и может быть поставлено выше русского мессианского
сознания, я верю, что в самом народе русском есть более напряженная и
чистая жажда правды Христовой и царства Христова на земле, чем в народе польском.
В мессианском
сознании Достоевского нельзя найти той
чистой жертвенности, которая вдохновляла мессианское
сознание поляков.
У польских мессианистов, у Мицкевича, Товянского, Цешковского, было очень
чистое жертвенное
сознание, оно загоралось в сердце народном от великих страданий.
Революция пала, как Агриппина, под ударами своих детей и, что всего хуже, без их
сознания; героизма, юношеского самоотвержения было больше, чем разумения, и
чистые, благородные жертвы пали, не зная за что.