Неточные совпадения
Царило безмерное и властное Оно, и это «Оно» фактом бытия своего, откровением своим, испепеляло в этот миг все преграды, все карточные домики моей «научности».
Они могут иметь известное значение (в чем бы оно ни состояло) в философии, в спекулятивном богословии, вообще вне собственной области религии, в этой же последней
царит радостное непосредственное ЕСИ.
Это — головное измышление религиозно бездарных эпох, знакомое уже древности с ее «евгемеризмом» и синкретизмом [Евгемеризм — учение о происхождении религии из почитания и обожествления древнейших
царей и героев; название произошло от имени Евгемера из Мессины (ок. 340 — ок. 260 до н. э.).
Система Беме, как и Гегеля, есть особая форма мистического рационализма, в котором преодолеваются все антиномии и
царит закон «непрерывности мышления».
Однако Бог сотворил его
царем света, но так как он не повиновался, и захотел быть выше всецелого бога, то бог низверг его с его престола и сотворил посреди нашего времени иного
царя из того же самого Божества, из которого был сотворен и господин Люцифер (разумей это правильно: из того салнитера, который был вне тела
царя Люцифера) и посадил его на царский престол Люцифера, и дал ему силу и власть, какая была у Люцифера до его падения, и этот
царь зовется И. Христом» (Аврора, 199, § 35-6...
Да, потому что Бог правит миром, но не
царит в нем, Царствие Божие в силе еще не пришло, мир живет своей, внебожественной жизнью.
Гл. 5‑й. Помянух пророка вопиюща: аз есмь земля и пепел и паки рассмотрих во гробех и видех кости обнажены, и рех: убо кто есть
царь, или воин, или богат, или убог, или праведник, или грешник?
«Бог есть
царь веков… и Он не был, ни будет, ни стал, ни становится, тем более не есть, но сам Он есть бытие сущим (το είναι τοις ουσιν) и не только сущее, но и само бытие сущего, из предвечно (προαιωνίως) сущего» (de n. d., V, 4, col. 817) [Ср. Мистическое богословие.
В вечной же основе тварности самого различия между свободой и необходимостью, имеющего полную реальность для твари, вовсе нет, она трансцендентна свободе-необходимости [Таким образом, получается соотношение, обратное тому, что мы имеем у Канта: у него свобода существует только для ноумена и ее в мире опыта нет, а всецело
царит необходимость; по нашему же пониманию, свобода существует только там, где есть необходимость, т. е. в тварном самосознании, ее нельзя приписать вечности, как нельзя ей приписать и необходимости.].
Искусство, не как совокупность технически-виртуозных приемов, но как жизнь в красоте, несравненно шире нашего человеческого искусства, весь мир есть постоянно осуществляемое произведение искусства, которое в человеке, в силу его центрального положения в мире, достигает завершенности, ибо лишь в нем, как
царе творения, завершается космос.
Власть красоты непонятно, незакономерно и совершенно иррационально врывается в этот мир и
царит в нем, ибо красота царственна и не может не
царить, и весь мир, как к свету, тянется к красоте.
И почему же надо думать, что в царстве славы они не получат хотя того, что имели, но потеряли по воле своего царя-человека?
Недоведомое ангелом и человеком великое, еже от века сокровенное таинство преславное, днесь в ложеснах целомудренные Анны младоносится Мария Богоотроковица, уготовляема во вселение всех
Царя веков и в обновление рода нашего»…
Обязанность соединять мужчин и женщин не доверяется никакой другой небесной главе, Сам Святой Благословенный делает это, ибо Он один умеет делать это надлежащим образом» — Zohar, I, 85b (I. de Pauly, I, 493) — «Равви Авва говорит: счастлива судьба праведных, души которых окружают святого
Царя прежде своего схождения в этот низший мир.
Недаром же, познавая мир при наименовании тварей, он ощутил и свое одиночество в этом мире, где он призван был стать
царем, и свою от него отъединенность.
Однако Богочеловек есть не только Архиерей, но и
Царь и Пророк, и все эти служения разделяются и человечеством.
Но первородный человек существует в очах Божиих лишь с миром и в мире, в котором прирожденный
царь мироздания осуществляет свои права свободным творчеством.
Первозданному человеку законом целомудренного бытия, силою которого он воссоединял в себе весь мир, становясь
царем его, была любовь к Небесному Отцу, требовавшая от него детски доверчивого, любовного послушания.
В суде Божием над Адамом определяется и та перемена, которая произошла в положении человека в мире: он из
царя природы становится ее невольником и из художника или садовника в раю Божием хозяином и земледельцем.
— «Младенца воплощаема из нее, предвечного Бога Всенепорочная зрящи, руками держащи и облобызающи часто, и радости исполняющися провещаваше Ему: Боже вышний,
Царю невидимый, како зрю Тя и разумети таинства не могу безмерные нищеты Твоея? вертеп бо малейший, и сей чуждый, внутрь вмещает Тя рождшагося, и девства нерешивша, ложесна соблюдшаго яко прежде рождества, и дающего велию милость».
У безгрешного человека
царило одно основное стремление, с которым согласованы были все остальные: любить Отца волею, мыслью, сердцем и познавать Его в мире.
Восхотеть мира ради него самого, во имя власти над ним, и значило впасть в магизм, превратиться из прирожденного
царя и господина в мага — узурпатора.
Но в данном случае, к ее собственному ужасу, в ответ на ее заклинания, по особому смотрению Божию, ей явился действительно дух самого Самуила, откуда она тотчас умозаключила, что пришел к ней не простой смертный, а сам
царь Саул.
«И сказал ей
царь: не бойся, скажи, что ты видишь?
«Тогда узнал Саул, что это Самуил, и пал лицом на землю и поклонился» (как
царю, помазанному притом именно самим Самуилом, Саулу свойственна здесь прозорливость, исключающая всякие колебания.
И «
Царь кроткий», Господь Иисус Христос, по земному своему корню происходящий из царского рода Давидова, именуется
Царем царствующих и Господом господствующих.
Как
Царь и Судия изображается Он и в евангельском рассказе о Страшном суде.
Дух св., «
Царь Небесный», есть Утешитель, и Бог-Отец, которому Христос научил молиться...
Отче наш, есть Царь-Отец.
Адаму до грехопадения, соответственно его центральному положению в мире, была присуща и власть, он был
царем в мироздании, наместником Божиим по праву сыновства.
И когда русский народ лелеет апокалипсический идеал «Белого
Царя» [Подробнее об отношении Булгакова к идее «Белого
Царя» см. в его «Автобиографических заметках» (Париж, 1991), очерк «Пять лет.
Характерно, что желание евреев иметь земного
царя, хотя и помазанника Божия, представляло уже измену этой теократии: «не тебя они отвергли, — говорил Бог Самуилу, — но отвергли Меня, чтобы Я не царствовал над ними» (1 Цар. 8:7).
После явления в мире единого истинного
Царя Христа языческая теократия, связанная с обожествлением главы государства, сделалась невозможна: она оказалась бы хулой и кощунством, ибо уже обнаружилось все действительное расстояние между земной властью и теократией.
Однако сама по себе эта власть христианских монархов имела еще ветхозаветную при роду, находя свой прототип и высшую норму в ветхозаветных теократических
царях Давиде и Соломоне, также представляющих собой лишь прообразы теократии, а не исполнение ее.
Благодаря совокупности всех этих атрибутов папа превратился в универсального харизматика, каким в язычестве мог ощущать себя лишь фараон, сын бога,
царь и верховный жрец.
За царской властью никогда не признавалась Церковью непогрешимость ни в политических, ни в церковных вопросах, ей принадлежали права лишь в области церковного управления, которые естественно вытекают из отношения
царя к Церкви в ее земном, историческом теле, но совершенно не распространяются ни на вероучение, ни на иерархию как таковую.
Однако непосредственно она переживается скорее как болезненное чувство дезорганизованности: взаимная борьба и эгоистическое самоутверждение
царят в общественности.