Неточные совпадения
Эта филоновская идея, получившая большое распространение и в
христианском богословии, является в известном
смысле чистейшим недоразумением: если отрицательное богословие ничего не может утверждать о Боге, то, ясным образом, не может утверждать и Его бытия.
«Тайной» в обычном
смысле не является природа Божия, — говорит Гегель, выдавая в этих словах основную тайну своего собственного (да и Шеллингова) философствования, — и менее всего в
христианской религии: здесь Бог дал познать себя, показал, что Он есть; здесь Он раскрыт.
Учение о премирности или трансцендентности Божества, о Божественной Тайне, приоткрываемой Откровением, и составляет подлинный
смысл отрицательного богословия у большинства
христианских его представителей, хотя это далеко не всегда выражается у них с достаточной четкостью, последовательностью и ясностью.
По
смыслу своему νους у Плотина (как уже было указано) соответствует именно
христианской Софии, поскольку он раскрывает для мира силу трансцендентного Божества Εν; однако благодаря его «эманативному пантеизму» затемняется действительное иерархическое соотношение между Εν и νους, причем последний занимает какое-то промежуточное место между Второй Ипостасью, Логосом, и Софией.
Такова троица у Плотина: Единое — Ум — Душа; хотя по эманативному своему
смыслу шютиновская троица и существенно отличается от
христианской, она остается гениальной попыткой философского осознания три-ипостасного образа, живущего в человеке.
Поэтому-то оно и до сих пор не стало для нас исполнившимся и в этом
смысле обветшавшим преданием, «ветхим заветом», и этим, быть может, и объясняется то непонятное и загадочное обаяние, которое оно сохраняет над душами и в
христианскую эпоху (чего ведь нельзя в этом же
смысле сказать о Ветхом Завете).
Итак, на эмпирической поверхности происходит разложение религиозного начала власти и торжествует секуляризация, а в мистической глубине подготовляется и назревает новое откровение власти — явление теократии, предваряющее ее окончательное торжество за порогом этого зона [Термин древнегреческой философии, означающий «жизненный век», «вечность»; в иудео-христианской традиции означает «мир», но не в пространственном
смысле (космос), а в историческом и временном аспекте («век», «эпоха»).]
И с этой точки зрения можно сказать, что история удалась, если она подготовила свой закономерный конец и выход за историю: так и «
христианская кончина живота» есть в известном
смысле апофеоз жизни и ее оправдание.
Нравственно выше стояли те, которые думали, что смертная казнь имеет искупляющее значение, хотя они и не понимали
христианского смысла искупления, понимали его язычески-суеверно.
Неточные совпадения
Он и был твердо уверен в своей правоте, как не может не быть уверен в правоте здравого
смысла всякий образованный человек нашего времени, который знает немного историю, знает происхождение религии вообще и о происхождении и распадении церковно-христианской религии.
Соблазном была не только теократия в средневековом
смысле слова, но и
христианские государства, которые всегда бывали
христианскими лишь символически, а не реально, и компрометировали христианство.
Рациональные онтологические учения об отношениях между Богом и человеком нестерпимы, такие построения имеют лишь педагогически-социальный
смысл для
христианской общины.
Но, после явления Христа, мессианизм в древнееврейском
смысле становится уже невозможным для
христианского мира.
Ставится вопрос, в каком
смысле и в какой степени возможен мессианизм
христианский, мессианизм после явления Христа — Мессии?