Неточные совпадения
Однако только опознанное в религиозном опыте Трансцендентное, сущее выше
мира, открывает глаза на трансцендентное в
мире, другими словами, лишь непосредственное чувство Бога дает
видеть божественное в
мире, познавать
мир как откровение Божие, научает в имманентном постигать трансцендентное, воспринимать
мир как Бога, становящегося и открывающегося.
И, однако, это отнюдь не значит, чтобы вера была совершенно индифферентна к этой необоснованности своей: она одушевляется надеждой стать знанием, найти для себя достаточные основания [Так, пришествие на землю Спасителя
мира было предметом веры для ветхозаветного человечества, но вот как о нем говорит новозаветный служитель Слова: «о том, что было от начала, что мы слышали, что
видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши, о Слове жизни (ибо жизнь явилась, и мы
видели и свидетельствуем, и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам), о том, что мы
видели и слышали, возвещаем вам» (1 поел. св. Иоанна. 1:1–3).].
Итак, которые удостоились
увидеть зараз всеми вместе чувствами, как одним из многих чувств, сие всеблагое, которое и единое есть и многое, поелику есть всеблагое, те, говорю, поелику познали и каждодневно познают разными чувствами единого чувства разные вместе блага, как единое, не сознают во всем сказанном никакого различия, но созерцание называют ведением, и ведение созерцанием, слух зрением, и зрение слухом» (Слова преп. Симеона Нового Богослова. I, 475).], хотя бы и оккультного, «мудрости века сего» [«Ибо мудрость
мира сего есть безумие пред Богом» (1 Кор. 3:19).].
Бог абсолютно возвышается над человеком, «во свете живет неприступном, которого никто не
видел из людей и
видеть не может» [Неточная цитата из Первого послания к Тимофею св. апостола Павла (6:16).], и в то же время бесконечно уничижается, снисходит к
миру, являет себя
миру, вселяется в человека («приидем и обитель у него сотворим» [Ин. 14:23.]).
Последний аргумент против идеи свободного творения
мира, как мы
видим, непосредственно приводит и Беме.
Свободу Бога в творении
мира особенно отстаивает Шеллинг, который
видит в этой идее необходимую черту теистической философии: Phil. d.
В каббалистической космологии вообще можно
видеть вариант платонизма или, сказать общее, своеобразно излагаемое учение о софийности
мира.
Онтологическая основа
мира заключается именно в сплошной, метафизически непрерывной софийности его основы: ведь эта же земля проклятия будет раем, когда станет «новою землею» [И
увидел я новое небо и новую землю (Откр. 21:1).].
Однако то, чего мы не можем зреть непосредственно по недосягаемости для нас, мы постигаем в
мире в его действии, подобно тому как мы
видим свет и невидимого солнца и в этом свете различаем предметы.
Это вполне очевидно, если мы сопоставим крайние полюсы: напр, натурализм разных оттенков, который воообще слеп к злу в
мире и
видит в нем случайность, недоразумение или заблуждение (таков же и новейший гуманизм с его теориями прогресса: социализмом, анархизмом, позитивизмом [О «Теориях прогресса» см. статью С. Н. Булгакова «Основные проблемы теории прогресса» в его книге «От марксизма к идеализму» (СПб., 1903).]), и антикосмизм, который слеп к добру в
мире и
видит в нем только злую майю (буддийский аскетизм, философский пессимизм).
Это настойчивое подчеркивание пассивной зеркальности, так сказать, идеальной воззрительности Софии заставляет
видеть в ней схему схем, или, если можно так выразиться, трансцендентальную схему
мира, не обладающую собственной жизнью, но имеющую идеалистически-программный характер.
Поэтому в человеке действительно резюмируется весь животный
мир, и в этом филогенезисе пока
видят и различают лишь ничтожную часть.
Адам и Ева, ощутившие друг друга как муж и жена, двое в одну плоть, находились в состоянии гармонии и девственности. Они были свободны от злой и жгучей похоти, были как женатые дети, которых соединение являлось бы данью чистой чувственности, освящаемой их духовным союзом. Они, будучи мужем и женой, по крайней мере в предназначении, не становились от этого самцом и самкою, которых Адам
видел в животном
мире: «и были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились» (2:25).
Во всех этих предметах поклонения язычник
видит лишь живые иконы Божества, весь
мир исполнен для него божественной силой: πάντα πλήρη θεών [Все полно богов (греч.).
Шеллинг, которому принадлежит заслуга отчетливой постановки этого вопроса, усматривает в язычестве откровение Второй Ипостаси и в языческих богах
видит лики Христа до Его пришествия в
мир.
Иначе говоря, смерть, в которой Федоров склонен был вообще
видеть лишь род случайности и недоразумения или педагогический прием, есть акт, слишком далеко переходящий за пределы этого
мира, чтобы можно было справиться с ней одной «регуляцией природы», методами физического воскрешения тела, как бы они ни были утонченны, даже с привлечением жизненной силы человеческой спермы в целях воскрешения или обратного рождения отцов сынами (на что имеются указания в учении Федорова).
Она сказала: выходит из земли муж престарелый, одетый в длинную одежду» (она
увидела, действительно, нечто из загробного
мира, — «выходящее из земли», а не астральный призрак, и отсюда ее страх).
Неточные совпадения
Сошелся
мир, шумит, галдит, // Такого дела чудного // Вовек не приходилося // Ни
видеть, ни решать.
Первое искушение кончилось. Евсеич воротился к колокольне и отдал
миру подробный отчет. «Бригадир же,
видя таковое Евсеича ожесточение, весьма убоялся», — говорит летописец.
И второе искушение кончилось. Опять воротился Евсеич к колокольне и вновь отдал
миру подробный отчет. «Бригадир же,
видя Евсеича о правде безнуждно беседующего, убоялся его против прежнего не гораздо», — прибавляет летописец. Или, говоря другими словами, Фердыщенко понял, что ежели человек начинает издалека заводить речь о правде, то это значит, что он сам не вполне уверен, точно ли его за эту правду не посекут.
— Нет, душа моя, для меня уж нет таких балов, где весело, — сказала Анна, и Кити
увидела в ее глазах тот особенный
мир, который ей не был открыт. — Для меня есть такие, на которых менее трудно и скучно….
Она
видела, как он подходил к беседке, то снисходительно отвечая на заискивающие поклоны, то дружелюбно, рассеянно здороваясь с равными, то старательно выжидая взгляда сильных
мира и снимая свою круглую, большую шляпу, нажимавшую кончики его ушей.