Неточные совпадения
В этом смысле понятие безбожной религии содержит contradictio in adjecto [«Противоречие
в определении» (лат.) — логическая ошибка; напр.: «круглый квадрат».], внутренне противоречиво, ибо существо религии именно и состоит
в опытном опознании того, что
Бог есть, т. е. что над миром имманентным, данным, эмпирическим
существует мир иной, трансцендентный, божественный, который становится
в религии доступным и ощутимым: «религия
в пределах только разума» [Название трактата И.
Однако я слышу обычное
в таких случаях возражение: возможна и
существует атеистическая религия [Термин Э. Геккеля, употребленный им
в его популярной книге «Мировые загадки».], утверждающая своей основой не
Бога, но небытие, ничто, и религия эта имеет мировое значение, считает сотни миллионов последователей: это — буддизм.
И этот незримо совершающийся
в душе жертвенный акт, непрерывная жертва веры, которая говорит неподвижной каменной горе: ввергнись
в море, и говорит не для эксперимента, а лишь потому, что не
существует для нее эта каменность и неподвижность мира, — такая вера есть первичный, ничем не заменимый акт, и лишь он придает религии ореол трагической, жертвенной, вольной отдачи себя
Богу.
Но можно и даже должно спросить, каков же этот
Бог, если Он только и
существует в этическом сознании, которое само себе довлеет?
гии: хотя религия стремится иметь
Бога как «всяческая во всех», слить трансцендентное и имманентное воедино и тем преодолеть их взаимную полярность, но она и возникает именно из этой напряженности и
существует только ею и вместе с нею, и
в этом смысле религия есть некоторое переходное состояние — она сама стремится себя преодолеть, сама ощущает себя «ветхим заветом».
Бог — един,
Бог — троичен
в лицах: единица, три суть числа, подлежащие всей числовой ограниченности (помощью единицы совсем нельзя выразить единого Божества, ибо единица
существует лишь во множественности, и три
в св.
«Доказательства» бытия Божия, каковы бы они ни были, все от философии и лишь по недоразумению попадают
в догматическое богословие, для которого
Бог дан и находится выше или вне доказательств;
в философии же, для которой
Бог задан как вывод или порождение системы, идея о Нем приводится
в связь со всеми идеями учения,
существует лишь этой связью.
Хотя
Бог есть и называется природой всего сущего, ибо все Ему причастно и
существует в силу этой причастности, но не причастности (μεθέξει) к Его природе, а к Его энергиям.
Троицы, как сущего
в Себе
Бога, и между божественными энергиями, но,
в свою очередь, не менее глубокая граница
существует между этими несозданными (ακτιστος) энергиями и тварным, созданным бытием, к которому приравнивали их валаамиты.
Общее содержание отрицательного богословия, развиваемого преимущественно
в первой и отчасти во второй книге «De divisione naturae», основного трактата Эриугены, последний определяет так:
в нем выясняется, что «
Бога Ничто из всего, что
существует и чего не
существует, не выражает
в Его сущности, что и сам Он совершенно не знает, что Он есть, ибо Он никоим образом не может быть определяем по величине или свойству, ибо ничто не подходит к Нему и сам Он ничем не постигается, и что сам Он
в том, что
существует и не
существует, собственно говоря, не выражается
в самом себе, — род незнания, превосходящий всякое знание и понимание»***.
В поучениях Симона бен Иохай (
в Idra Kaba) читаем [Цит. у Ad. Franck. La Kabbale, 1843. Paris, стр.173 и cл.]: «Прежде чем сотворить какую-нибудь форму
в этом мире, прежде чем произвести какое-либо изображение, Он (
Бог) был один, без формы, не уподобляясь ничему. И кто мог бы понять Его, каким Он был тогда, пока Он не имел формы?.. Эн-соф не имеет
в этом состоянии ни формы, ни образа; не
существует никакого средства его понять, никакого способа его познать»…
Но значит ли это
в то же время, что мир
существует помимо
Бога, вне Его, рядом с Ним?
Поэтому всякое нечто:
бог ли или человек, небо или ад, ангелы или демоны, — имеет одну природу или сущность, как
в системе Спинозы единая абсолютная субстанция
существует в бесконечном множестве атрибутов и модусов.
Это значит, прежде всего, что
существует основа и
бога, и притом не
в самом
боге, но (онтологически) вне его, т. е. выше его.
Между
Богом и тварью
существует лишь иерархическая разница, поскольку
Бог есть дверь для возвращения
в абсолютную Gottheit, но не онтологическая: как модусы Gottheit, они тождественны.
Лишь на этой поверхности божества, где есть
Бог,
существует и троица, представляющая как бы лик его
в твари.
Поэтому, хотя и прав остается Парменид, что
в Абсолютном, как пребывающем выше бытия, не
существует и небытия, но
Бог, полагая относительное, т. е. бытие, косвенно дает бытие и небытию.
Однако этот диалектически-мистический фокус, снимая антиномию, уничтожает вместе с тем ту самую проблему, которую хочет решать, ибо для диалектического монизма не
существует ни
Бога, ни мира, ни Абсолютного, ни относительного
в их противопоставлении.
Он совершенно справедливо констатирует, что «идея троичности
в Боге не есть как бы отдельный догмат, отдельное положение
в христианстве, но его предпосылка или нечто такое, без чего христианство не
существовало бы
в мире» (316); однако это так именно потому, что
Бог предвечно есть Св.
Положительная основа бытия есть, прежде всего, мир божественных идей,
Бог в творении; эти идеи всеменены
в ничто,
в беспредельность; и последняя становится основой самостоятельного бытия
в его независимости и свободе: все
существует чрез
Бога и от
Бога, но именно тем самым оно получает силу быть
в себе и для себя, вне
Бога, как не-Бог или мир.
Это начало [Каббала, комментируя тексты: «
В начале (берешит) сотворил
Бог», замечает: «берешит означает хокма (премудрость, вторая из трех высших сефир), это значит, что мир
существует чрез высшую и непроницаемую тайну хокмы», т. е. Софии (Sepher ha Sohar, trad, de Jean de Pauly, l, 3 b).], приемлющее
в себя Слово, а
в Нем и с Ним дары триипостасного Божества, является вместе с тем основой,
в которой зачинается творение, оно и является, по Платону, «вечным образцом» творения.
Первая задача исчерпывает собой положительное содержание «язычества» [Ап. Павел
в речи
в Афинском ареопаге, обращенной к язычникам, дает такую картину религиозного процесса: «От одной крови
Бог произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли, назначив предопределенные времена и пределы их обитания, дабы они искали
Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли, хотя Он далеко от каждого из нас: ибо мы Им живем и движемся, и
существуем, как и некоторые из ваших стихотворцев говорили: мы Его и род» (Деян. ап. 17:26-8); сродная мысль выражается им же: «Что можно знать о
Боге, явно им (язычникам), ибо
Бог явил им.
Ветхозаветная религия учила о том, что
существует единый, трансцендентный и ипостасный
Бог, и требовала исключительного Ему служения («Аз есмь Господь
Бог твой, да не будут тебе
боги иные, кроме Меня» [Исх. 20:2–3.]), но прямо она не говорила об Его триипостасности, хотя, разумеется, это учение и было скрыто
в ней, как
в зерне растение.
У
Бога нет детей, упорно на все лады повторяется
в Коране, ни Сына, ни сынов, ибо между Аллахом и тварью
существует абсолютное, непреодолимое расстояние.
Однако для
Бога в Его промышлении о мире всемогущество не
существует только как власть,
в качестве «отвлеченного начала» [Термин
В. С. Соловьева, под которым он понимает ложные и бесплодные принципы современной ему западной философии.