Неточные совпадения
Религиозные образы, реализующие и выражающие религиозное
содержание, представляют собою то, что обычно называют
мифом.
Мифу в религии принадлежит роль, аналогичная той, какая свойственна понятию или суждению в теоретической философии: от его понимания зависит оценка религиозно-догматического сознания.
Однако в таком случае им пришлось бы прежде всего обманывать и самих себя, ибо сами-то они верили в
мифы, придавали объективное значение их
содержанию, отнюдь не считая его только порождением поэтической фантазии.
Итак, следует прежде всего признать, что и
мифу присуща вся та объективность или кафоличность, какая свойственна вообще «откровению»: в нем, собственно, и выражается
содержание откровения, или, другими словами, откровение трансцендентного, высшего мира совершается непосредственно в
мифе, он есть те письмена, которыми этот мир начертывается в имманентном сознании, его проекция в образах.
Зародившийся
миф содержит в себе нечто новое, дотоле неизвестное самому мифотворцу, причем это
содержание утверждается как самоочевидная истина.
На гносеологическом языке
миф и есть познавание того, что является запредельной Ding an sich для разума, и кантовское учение о непознаваемой вещи в себе содержит поэтому некий философский
миф агностического
содержания.
Вообще виды «откровения», как и предметы его, могут быть различны: и природные, и божественные, и демонические (так наз. у отцов церковных «прелесть»); оно может исходить из разных миров и иерархий, и само по себе «откровение» с выражающим его
мифом, понимаемое в смысле формально-гносеологическом, может иметь различное
содержание: и доброе и злое, и истинное и обманное (ибо ведь и сатана принимает вид ангела света), поэтому сам по себе «откровенный» или мистический характер данного учения говорит только об интуитивном способе его получения, но ничего еще не говорит об его качестве.
Но остов религиозного
мифа, существенное его
содержание не создается мышлением и не творится воображением, — он рождается в религиозном опыте.
На первое место здесь следует поставить иконографию; помимо религиозного значения иконы, как таковой, этого мифа-вещи, в которой эмпирическая вещность таинственно соединяется с трансцендентной сущностью, она всегда имеет вполне определенное
содержание, это есть мифология в красках, камне или мраморе.
Вообще,
миф завладевает всеми искусствами для своей реализации, так что писаное слово, книга, есть в действительности лишь одно из многих средств для выражения
содержания веры (и здесь выясняется религиозная ограниченность протестантизма, который во всем церковном предании признает только книгу, хочет быть «Buch-Religion» [Книжная религия (нем.).]).
Догматическая формула есть попытка высказать
содержание религиозного
мифа в слове, выразить его в понятиях.
Догмат есть имманентизация трансцендентного
содержания религии, и это влечет за собой целый ряд ущербов, опасностей, подменов; при этой логической транскрипции
мифа неизбежно зарождается схоластика (или «семинарское богословие»), т. е. рационалистическая обработка догматов, приноровление их к рассудочному мышлению, при котором нередко теряется их подлинный вкус и аромат, а «богословие» превращается в «науку как все другие», только с своим особым предметом.
Но догматы и не притязают на это, они лишь констатируют факт откровения, уже совершившегося в религиозном
мифе, и только переводят на язык понятий его
содержание.