Неточные совпадения
На почве этого стремления и развивается разветвленная и напряженная религиозная жизнь, слагается догматика, вырастает культ и все его существенные черты:
священные времена и места, изображения, богослужения, обряды, жертвы и
таинства.
Аристотель (Synesius, Dion 48) выразился так: «Имеющие принять посвящение не должны чему-либо учиться, но испытать на себе и быть приведенными в такое настроение, конечно, насколько они окажутся для него восприимчивы».]; о значительности этих переживаний и
священном ужасе, ими внушаемом, свидетельствует и суровая disciplina arcani [Дисциплина
таинств (лат.).], облекавшая их непроницаемой тайной [Ср. рассказ у Павзания (Descr. Gr. X, 32, 23) о том, как непосвященный, случайно увидевший мистерии Изиды в Титерее и рассказавший об этом, умер после рассказа; здесь же сходный рассказ и о случае, бывшем в Египте.].
Если даже иерей может быть запрещен в служении
таинств и фактически лишен священства, тем более верховный носитель власти, раз он совершил тяжелый грех против своего служения (напр., измены вере или своему народу и под.), разрывает свой
священный союз с народом.
Неточные совпадения
Церковь для нас не есть церковь поместная, национальная, не есть даже церковь православная в историческом смысле этого слова, но Церковь Вселенская, католическая, Церковь космическая, хотя и неразрывно связанная с
священным преданием, священством и
таинствами.
Поповщина, как и мы, зовет господствующую церковь отпавшею от истины, и все ее действия и чиновства считает безблагодатными, а сама
священный чин от нее приемлет, а через него и все освящение, все
таинства…
Вот почему брак и семья, основанные не на любви и не на свободе, должны быть признаны институтами социально-правового и экономического характера, определяемыми законами социальной обыденности, и принципиально отличаемы от
таинства брака, решительно должны быть признаны не
священными и не мистическими по своему смыслу.
То, что я не содрогнулся описать просто и объективно то, что священник делает для приготовления этого, так называемого,
таинства, то это совершенно справедливо; но то, что это, так называемое,
таинство есть нечто
священное и что описать его просто, как оно делается, есть кощунство, — это совершенно несправедливо.
Сказано, наконец, как последняя и высшая степень моей виновности, что я, «ругаясь над самыми
священными предметами веры, не содрогнулся подвергнуть глумлению священнейшее из
таинств — евхаристию».