Неточные совпадения
Для
религиозного самоощущения решающим остается одно: прикосновение Божества, вера, «яко есть» [На
значение пессимизма и потребности искупления указывают с особой настойчивостью философы пессимизма Гартман и Древе.
Молитва до сих пор остается недостаточно понята и оценена в ее религиозно — «гносеологическом»
значении, как основа
религиозного опыта.
В сравнении с таким отсутствием
религиозного вкуса нельзя не отметить относительной проницательности у Гегеля, который в «Философии религии» дает высокую оценку
значению «культа», а в его составе, конечно, и молитвы [См.: Гегель.
Обычно это
религиозное опознание называется верой, которая и получает поэтому столь центральное
значение в гносеологии религии: анализ природы веры есть своего рода «критика
религиозного разума».
Но они получают жизненное
значение, поскольку становятся предметом деятельной и живой веры, надежды и любви, регулятивом
религиозной жизни.
Она не может сообщаться внешне, почти механически, как знание, ею можно лишь заражаться — таинственным и неисследимым влиянием одной личности на другую; в этом тайна
значения религиозных личностей, — пророков, святых, самого Богочеловека в земной Его жизни.
В этой отчужденности от веры заключается одна из поразительных особенностей нашей эпохи, благодаря которой одни, умы более грубые, видят в вере род душевного заболевания, а другие — «психологизм», субъективизм, настроение, но одинаково те и другие не хотят считаться с гносеологическим
значением веры как особого источника ведения и в
религиозном опыте видят только материал для «
религиозной психологии» или психиатрии.
Ибо если они должны иметь
значение, то они принадлежат к познанию, а что принадлежит к последнему, то уже лежит в иной, не
религиозной области жизни» («Речи о религии», перев. С. Л. Франка, стр.47).
Теория Шлейермахера, выражаясь современным философским языком, есть воинствующий психологизм, ибо «чувство» утверждается здесь в его субъективно-психологическом
значении, как сторона духа, по настойчиво повторяемому определению Шлейермахера (см. ниже), а вместе с тем здесь все время говорится о постижении Бога чувством, другими словами, ему приписывается
значение гносеологическое, т. е.
религиозной интуиции [Только эта двойственность и неясность учения Шлейермахера могла подать повод Франку истолковать «чувство» как
религиозную интуицию, а не «сторону» психики (предисл. XXIX–XXX) и тем онтологизировать психологизмы Шлейермахера, а представителя субъективизма и имманентизма изобразить пик глашатая «
религиозного реализма» (V).], а именно это-то смещение гносеологического и психологического и определяется теперь как психологизм.
Они могут получить жизненное
значение лишь после того, как интимное, лично-религиозное переживание откроет их живой смысл, причем кафолическая природа религии побуждает особенно чтить историческое предание.
Таково гносеологическое
значение мифа: параллельно с дискурсивным мышлением и наукотворчеством, рядом с художественным творчеством стоит
религиозное мифотворчество как особая, самозаконная область человеческого духа; миф есть орудие
религиозного ведения.
Миф возникает из
религиозного переживания, почему и мифотворчество предполагает не отвлеченное напряжение мысли, но некоторый выход из себя в область бытия божественного, некое богодейство, — другими словами, миф имеет теургическое происхождение и теургическое
значение [По определению В. С. Соловьева, задача «свободной теургии» — «осуществление человеком божественных сил в самом реальном бытии природы» (Соловьев В. С. Соч.
Отсюда первостепенное
значение культа для
религиозного сознания, и не только практическое, но и теоретическое, даже гносеологическое.
Иконоборческие вкусы нашего века, связанные с его абстрактностью и рационализмом, совершенно затемнили для современного человека, привыкшего с горделивым и слепым пренебрежением произносить слово обряд,
религиозное и религиозно-гносеологическое
значение культа.
Богослужение получает при таком понимании
значение религиозного спектакля, в котором «представляются» дидактические пьесы (и в изобилии произносятся поучения и проповеди).
Отсюда такое первостепенное
значение иконографии для развития
религиозной жизни и самосознания, одинаково как для христианской, так и для внехристианских религий.
1:23.], как главная тема христианской проповеди, могла явиться только из полноты
религиозного откровения, как «миф» в положительном
значении этого слова, и лишь в дальнейшем из этого зерна выросла система догматов учения церкви.
Их положительное
значение, которым искупается многовековая, приостанавливающаяся лишь в эпохи упадка
религиозной жизни догматическая борьба, состоит в том, что догматы представляют собой как бы вехи, поставленные по пути правильно идущей
религиозной жизни; нормального ее роста.
В наш «научный» век особое развитие и
значение получила наука о религии, заметно вытесняющая даже
религиозную философию или же ее заменяющая.
И лишь исходя из определенного
религиозного мировоззрения, возможно, ответит на вопрос о
религиозном смысле и
значении этого факта.
Это было бы так, если бы сознание было только рассудочно-логическим, и
религиозная антиномия имела бы чисто рассудочное
значение: тогда юре рассудку и его обладателю!
Переведенное на
религиозный язык, т. е. на язык отрицательного богословия, кантовское учение о вещи в себе, установляющее права веры («практического разума») и открывающее двери мистике, получает совершенно особенное
значение.
Интуиция тварности, имеющая столь первостепенное
значение в религии, вообще с трудом переводится на язык
религиозной философии, ибо последней здесь приходится не «дедуцировать» понятия, но давать лишь философский пересказ
религиозного переживания.
Можно различить три пути
религиозного сознания: богопознание more geometrico или analytico, more naturali или mystico и more historico или cmpirico [Геометрическое или аналитическое, натуральное (естественное) или мистическое и историческое или эмпирическое (опытное) (лат.).], — отвлеченное мышление, мистическое самоуглубление и
религиозное откровение, причем первые два пути получают надлежащее
значение только в связи с третьим, но становятся ложны, как только утверждаются в своей обособленности.
Хозяйство должно сохранять
значение только средства для достойной жизни, причем подлинным критерием здесь является
религиозный ее идеал.
Мы часто знаем по именам отдельных песнословцев, художников и зодчих, приносивших сюда свои творческие дары, но иератическое
значение эти дары получали лишь после того, как в огне молитвы сплавлялись с общим массивом
религиозного культа, утеривая свое индивидуальное лицо.
Ибо как ни грандиозно это событие для России и для всего мира, но для проблемы власти и
религиозных ее перспектив оно не имеет решающего
значения.
Гуманность же, утверждающаяся без Христа и помимо Христа, есть
религиозный обман, соблазн безбожным добром и безбожной любовью, этическое идолопоклонство, а ее успехи получают
значение жертв перед алтарем человекобожия.