Неточные совпадения
«Мне шел 24‑й год, но уже почти десять лет в
душе моей подорвана была вера, и, после бурных кризисов и сомнений, в ней воцарилась
религиозная пустота.
Душа стала забывать
религиозную тревогу, погасла самая возможность сомнений, и от светлого детства оставались лишь поэтические грезы, нежная дымка воспоминаний, всегда готовая растаять.
Таков был полусознательный
религиозный силлогизм, который делала
душа: ничего или… все, все до последней свечечки, до последнего образка…
В
душе человеческой появляется сознание неабсолютности и внебожественности, а следовательно, относительности и греховности своего бытия, но одновременно зарождается и стремление освободиться от «мира», преодолеть его в Боге; другими словами, вместе с
религиозным самосознанием в человеке родится и чувство зла, вины, греха, отторженности от Бога, а равно и потребность спасения и искупления.
Общение с существами иных миров, если оно действительно возможно и совершается, само по себе может не только не приближать к Богу, но, напротив, даже угашать и
душе религиозную веру.
Молитвенный пламень этого псалма через тысячи лет с прежней силою зажигает
душу. Вот настоящая конкретная
религиозная этика, и перед лицом ее с какою силой чувствуется убожество и безвкусие автономно-этических построений, — этики, притязающей быть религией или желающей обойтись совсем помимо религии. Псалмопевец обличает Канта.
Религиозное сознание естественно и неудержимо стремится к догмату, и разве искание догмата, «составление убеждений», «поиски миросозерцания», не составляют предмета постоянной тревоги и стремлений всякой живой
души, которая не может удовлетвориться духовной недоношенностью, аморфной неизреченностью чувства?
Этот же акосмизм роковым образом приводит его к монизму, хотя он, как натура глубоко
религиозная, от его отвращается всеми силами
души, и он же роднит его философию с спинозизмом.
При недолжном, неправом к ним отношении силы
души мира становятся чарами природы, орудием для колдовства, отсюда при магическом отношении к природе получается уклон в сторону
религиозных извращений.].
Высшее свое выражение духовная двуполость человека получает в
религиозном самосознании, в обращенности
души к Богу, которая обычно определяется у
религиозных и мистических писателей как «духовный брак».
Но именно эта атмосфера воинствующего народобожия, царства от мира сего, заставляет духовно задыхаться тех, кто лелеет в
душе религиозный идеал власти и не хочет поклониться «зверю», принять его «начертание» [Апокалипсическое выражение: «кто поклоняется зверю и образу его и принимает начертание на чело свое, или на руку свою» (Откр. 14:9).].
Ирония эта глубоко потрясла
религиозную душу Образца. Он смутился, как бы проговорясь перед своим судьею, но, оправившись, отвечал:
Неточные совпадения
— Но человек может чувствовать себя неспособным иногда подняться на эту высоту, — сказал Степан Аркадьич, чувствуя, что он кривит
душою, признавая
религиозную высоту, но вместе с тем не решаясь признаться в своем свободомыслии перед особой, которая одним словом Поморскому может доставить ему желаемое место.
Если императоры говорили, что они призваны не только управлять государством, но и заботиться о спасении
душ своих подданных, то теперь новый кесарь тоже заботится о спасении
души, хотя бы то было спасение
души от
религиозных суеверий.
Русской
душе свойственно
религиозное, а не «интернациональное» отрицание национализма.
Отец мой вышел из комнаты и через минуту возвратился; он принес маленький образ, надел мне на шею и сказал, что им благословил его отец, умирая. Я был тронут, этот
религиозный подарок показал мне меру страха и потрясения в
душе старика. Я стал на колени, когда он надевал его; он поднял меня, обнял и благословил.
Но вот младенец подает знаки жизни; я не знаю выше и
религиознее чувства, как то, которое наполняет
душу при осязании первых движений будущей жизни, рвущейся наружу, расправляющей свои не готовые мышцы, это первое рукоположение, которым отец благословляет на бытие грядущего пришельца и уступает ему долю своей жизни.