Но в действительности этого нет: то, во что можно верить, нельзя знать, оно выходит за
пределы знания, а в то, что можно знать, нельзя и не должно верить.
Неточные совпадения
«Высшие миры», которых достигать учит «духовное
знание», строго говоря, есть наш же собственный мир, воспринимаемый лишь более широко и глубоко; и как бы далеко ни пошли мы в таком познании, как бы высоко ни поднялись по лестнице «посвящений», все же оно остается в
пределах нашего мира, ему имманентно [Эта мысль находит ясное выражение в книге Эмиля Метнера.
Знание строго монистично, — в его
пределах, которые суть в то же время и
пределы имманентного, гносеологически нет места вере, она не имеет здесь себе онтологического основания.
Вера необходимо ощущает себя, сознает себя как откровение, притом коренным образом отличающееся от
знания, которое получается в
пределах этого мира.
Но
знание их было глубже и высшее, чем у нашей науки; ибо наука наша ищет объяснить, что такое жизнь, сама стремится сознать ее, чтоб научить других жить; они же и без науки знали, как им жить…» «У них не, было веры, зато было твердое
знание, что, когда восполнится их земная радость до
пределов природы земной, тогда наступит для них, и для живущих и для умерших, еще большее расширение соприкосновения с целым вселенной» (Достоевский Ф. М. Поли. собр. соч. Л., 1983.
Наконец, признано всеми, что насильственно суживать
пределы знания вредно, а еще вреднее наполнять содержание его всякими случайными примесями.
Неточные совпадения
— И замалчивают крик отчаяния, крик физиолога Дюбуа-Реймона, которым он закончил свою речь «О
пределах наших
знаний» — сиречь «Игнорабимус» — не узнаем! — строго, веско и как будто сквозь зубы говорил Томилин, держа у бритого подбородка ложку с вареньем.
А с другой стороны, философия и гносеология выяснили, что наука сама себя не может обосновать, не может укрепить себя в
пределах точного
знания.
Кант — крайний, исключительный рационалист, он отвергает все чудесное, рационализирует веру, вводит религию в
пределы разума и не допускает веры нерациональной, не разрешает религии, противной
знанию.
Сказав таким образом о заблуждениях и о продерзостях людей наглых и злодеев, желая, елико нам возможно, пособием господним, о котором дело здесь, предупредить и наложить узду всем и каждому, церковным и светским нашей области подданным и вне
пределов оныя торгующим, какого бы они звания и состояния ни были, — сим каждому повелеваем, чтобы никакое сочинение, в какой бы науке, художестве или
знании ни было, с греческого, латинского или другого языка переводимо не было на немецкий язык или уже переведенное, с переменою токмо заглавия или чего другого, не было раздаваемо или продаваемо явно или скрытно, прямо или посторонним образом, если до печатания или после печатания до издания в свет не будет иметь отверстого дозволения на печатание или издание в свет от любезных нам светлейших и благородных докторов и магистров университетских, а именно: во граде нашем Майнце — от Иоганна Бертрама де Наумбурха в касающемся до богословии, от Александра Дидриха в законоучении, от Феодорика де Мешедя во врачебной науке, от Андрея Елера во словесности, избранных для сего в городе нашем Ерфурте докторов и магистров.
— Eh bien, nous у arrivons. [Вот мы и добрались до сути (франц.)] Возражая Плешивцеву, я упомянул о необходимости иметь точные сведения о географических границах. По моему мнению, вот вещь, необходимая для совершенно ясного определения
пределов ведомства любви к отечеству, вот вещь, без точного
знания которой мы всегда будем блуждать впотьмах.