Неточные совпадения
Установление категорий и их исследование, расценка, систематизация и составляют дело критики, но она никоим
образом не в силах породить из себя какого бы то ни было факта, возникая лишь
по поводу факта.
Арнольд и многие другие, в нерелигиозном своем морализме видящие и в Боге сентиментального гуманиста
по их собственному
образу и подобию).
Таким
образом,
по смыслу учения Аристотеля, формы существуют не «в умном месте» Платона, а только в вещах.
Адогматическая мистика,
по учению св. Максима, однако, никоим
образом не исчерпывает религиозного опыта.
Общее содержание отрицательного богословия, развиваемого преимущественно в первой и отчасти во второй книге «De divisione naturae», основного трактата Эриугены, последний определяет так: в нем выясняется, что «Бога Ничто из всего, что существует и чего не существует, не выражает в Его сущности, что и сам Он совершенно не знает, что Он есть, ибо Он никоим
образом не может быть определяем
по величине или свойству, ибо ничто не подходит к Нему и сам Он ничем не постигается, и что сам Он в том, что существует и не существует, собственно говоря, не выражается в самом себе, — род незнания, превосходящий всякое знание и понимание»***.
Таким
образом,
по справедливому замечанию Шеллинга [1. c., 121...
Таким
образом,
по мысли Беме, природа в сущности не создана, но, так сказать, автоматически, с правильностью часового механизма, с которым так часто сравнивается у Беме мироздание, возникает в Боге и раскрывается на разных ступенях.
Бемизм есть динамический спинозизм, концепция же отношения Бога к миру у обоих одна и та же [Cp., напр., у Спинозы: «Я раскрыл природу Бога и его свойства, а именно, что он необходимо существует; что он един; что он существует и действует
по одной только необходимости своей природы; что он составляет свободную причину всех вещей; что все существует в Боге и, таким
образом, зависит от него, что без него не может ни существовать, ни быть представляемо; и наконец, что все предопределено Богом и именно не из свободы вовсе или абсолютного благоизволения, а из абсолютной природы Бога, иными словами, бесконечного его могущества…
Духовный источник мироутверждения заключается в обращенности духа ко многому и отвращенности от Божественного единого ничто [Эта жизнь (тварности и раздора) должна прийти в ничто… таким
образом в той же жизни, в какой я ощущаю свою яйность (Ichheit), грех и смерть; она должна сойти в ничто, ибо в жизни, каковая есть Бог во мне, я враждебен смерт и и греху; и
по жизни, которая есть еще в моей яйности, я чужд ничто как Божеств» (dem Nichts als der Gottheit) (IV, 359, § 63).
Она всегда в себя все принимает, никогда, никаким
образом никакой не усвояет формы, подобной в нее входящему; ибо она
по природе есть вместилище (έκμαγεΐον), приводимое в движение и оформляемое от входящего, и благодаря ему представляется в разные времена по-разному» (50 Ь-с).
В вечной же основе тварности самого различия между свободой и необходимостью, имеющего полную реальность для твари, вовсе нет, она трансцендентна свободе-необходимости [Таким
образом, получается соотношение, обратное тому, что мы имеем у Канта: у него свобода существует только для ноумена и ее в мире опыта нет, а всецело царит необходимость;
по нашему же пониманию, свобода существует только там, где есть необходимость, т. е. в тварном самосознании, ее нельзя приписать вечности, как нельзя ей приписать и необходимости.].
Каждое существо имеет свою идею-норму, оно ищет и творит себя
по определенному, ему одному, его идее свойственному
образу, но это потому, что оно в сверхвременной природе своей имеет эту идею как единственное подлинное бытие свое, το όντως öv, как свою неповторяемую и ни с чем не смешиваемую индивидуальность.
В красоте природы, как в созданиях искусства, ощущается частичное или предварительное преображение мира, явление его в Софии, и красота эта своим эросом поднимает человека в мир вечных
образов идей, трепетные кони возносят верного возницу к животворящему солнцу,
по незабвенному
образу платоновского «Федра».
В тотемах, гербах и священных
образах символически выражается эта идеальная реальность рода: есть волк не только как совокупность волков, но и как волчиность, и лев как львиность, и агнец как агнчество; есть роза, цветущая в Софии, и лилия Благовещения; есть злато, ладан и смирна, приличествующие для подношения Вифлеемскому Младенцу отнюдь не
по произвольному избранию, но
по внутренней природе своей.
Подобным
образом, говорят, можно увидеть и всю жизнь, протяженную во времени, как слитный, вневременной, единый акт, или синтез времени [Этим дается ответ на одно из возражений Аристотеля Платону, когда он указывает, что неизбежно признать идею «вечного Сократа», т. е. идею индивидуального, между тем как она
по существу есть общее.
И входящие в ее бесформенный призрак и исходящие из него призраки и подобия, усматриваемые
по причине ее бесформенности, кажутся оказывающими на нее действие, но на самом деле не действуют нисколько, будучи бессильны и слабы и не имея устойчивости; и не имея ничего такого, они проходят, ее не разрезая, как через воду, или как если бы посылать
образы в так называемое пустое пространство…
Словом праздна,
по мнению св. Григория Нисского, выражается, что «не была еще в действительности, имела же бытие в одной только возможности, а словом безразлична — что качества еще не были отделены одно от другого и не могли быть познаваемы каждое в особенности и само
по себе, но все представлялось взору в каком-то слитном и безраздельном качестве, не усматривалось в подлежащем ни цвета, ни
образа, ни объема, ни тяжести, ни количества, ни чего-либо иного ему подобного, отдельно в себе самом взятого» (Творения св. Григория епископа Нисского, часть 1.
Интуиция о трансцендентности духа
по отношению ко всем своим определениям или продуктам лежит и в основе философии творчества у Н. А. Бердяева (цит. соч.). но и он видит недостаточно различие между
образом и Первообразом, между беспредельным творчеством человека на основе софийности и абсолютным божественным творческим актом.
Такова троица у Плотина: Единое — Ум — Душа; хотя
по эманативному своему смыслу шютиновская троица и существенно отличается от христианской, она остается гениальной попыткой философского осознания три-ипостасного
образа, живущего в человеке.
Различие на полы создано только на основании предведения греха: Бог, «предуразумевая силою предведения, к чему склонно движение произвола
по самоуправству и самовластию (поелику знал будущее), изобретает для
образа различие мужеского и женского пола, которое не имеет никакого отношения к божественному первообразу, но, как сказано, присвоено естеству бессловесному».
Что касается сродства с Елогимом,
образ человека буквально подобен
образу Елогима: волосы, чело, глаза, лицо, губы, линии руки и уши — таковы шесть отличительных признаков физиономии,
по которым узнают человека».
«Таким
образом и мужчина здесь внизу окружен двумя женщинами
по примеру высшего».
Гнушение браком строго осуждается церковными канонами [Правило св. Апостолов 51: «Аще кто, епископ, или пресвитер, или дьякон, или вообще из священного чина, удаляется от брака, мяса и вина, не ради подвига воздержания, но
по причине гнушения, забыв, что все добро зело, и что Бог, созидая человека, мужа и жену сотворил их, и таким
образом хуля клевещет на создание: или да исправится, или да будет извержен из священного чина, и отвержен от Церкве.
Однако
по природе своей,
по своему иерархическому месту в творении, в мире, человек имеет преимущество пред ангелами, ему в большей степени принадлежит полнота
образа Божия.
Тем, что душа человека имеет ум, слово и дух, оживляющий тело, она одна и более, чем бестелесные ангелы, является сотворенной Богом
по Его
образу».
Человек не мог быть сразу создан как завершенное существо, в котором бы
образ и подобие, идея и действительность, соответствовали друг другу, потому что тогда он был бы Богом, и не
по благодати и уподоблению, а
по естеству.
Уже тем, что Ева услышала вопрос змея и на него ответила, она засвидетельствовала, что находится,
по крайней мере, в тот момент вне любви Божьей и Бог для нее есть лишь чуждый повелитель, «хозяин», которого она пыталась в меру своего уменья защитить и оправдать в его
образе действий.
Человек, реально имея
образ Божий,
по тому самому обладает и органом богопознания в углубленном самопознании своем: γνώθι σαυτόν означает для него и γνώθι θεόν [Познай самого себя (греч.) — надпись на фронтоне Дельфийского храма; познай Бога (греч.).].
Тем не менее оно роковым
образом остается погружено в свою субъективность именно тогда, когда должно возвыситься над миром и над собой, — акт, трансцендентный
по замыслу и
по смыслу, остается замкнутым в имманентности.
Эта ипостасность дробится и множится, как бы повторяемая в зеркальных отражениях, и для данного случая можно, пожалуй, согласиться с Фейербахом, что человек творил богов
по собственному своему богоносному
образу (хотя это и не значит, чтобы он их сочинял).
2:6-10: «Он, будучи
образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу, но уничижил самого себя, приняв
образ раба, сделавшись подобным человекам и
по виду став, как человек; смирил себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной.
Человеческий дух поднимается в недосягаемую высь, и человеческая личность сияет в красоте того
образа,
по которому и ради которого она создана.
По мифу Озириса, он был растерзан на куски, но тело его было собрано Изидою, а восстановлено и оживлено Гором, явившимся, таким
образом, воскресителем своего отца; также и всякий сын в обряде «отверстия уст», совершаемом над мумией, возвращает жизнь покойнику — Озирису.
Теургическая власть дана человеку Богом, но никоим
образом не может быть им взята
по своей воле, хищением ли или потугами личного творчества, а потому теургия, как задача для человеческого усилия, невозможна и есть недоразумение или богоборство.
Первое есть принцип равноценности человеческих личностей, равенства
по их духовному существу, во
образе Божьем.