Неточные совпадения
Не знаю, где она совершалась, на
земле или
небе [Ср. с рассказом «девяти мужей», посланных князем Владимиром в Византию накануне крещения Руси: «
И пришли мы в
землю Греческую,
и ввели нас туда, где служат они Богу своему,
и не знали — на
небе или на
земле мы: ибо нет на
земле такого зрелища
и красоты такой…» (Изборник. М., 1969.
Здесь нет полярности трансцендентного
и имманентного, нет места сверхлогическому откровению, сверхзнанию или незнанию меры, ее «docta ignorantia» [Ученое незнание (лат.).] (по выражению Николая Кузанского), здесь нет тайны ни на
небе, ни на
земле, ибо человек держит в руках своих начало смыкающейся цепи абсолютного, точнее, он сам есть ее звено.
Религия вытекает из чувства разрыва между имманентным
и трансцендентным
и в то же время напряженного к нему влечения: человек в религии неустанно ищет Бога,
и небо ответным лобзанием приникает к
земле.
В действительности мы знаем, что эта философская дедукция
земли и неба совершается посредством фактических позаимствований у эмпирического бытия, которое отнюдь не соглашается быть только понятием [Совершенно справедливо замечает А. Древе в своих примечаниях к гегелевской философии религии: «Гегель отожествляет сознательное бытие не с сознательной стороной бытия (Bewusst-Sein) или идеальным бытием, но непосредственно с реальным
и приходит, таким образом, к чудовищному утверждению, что можно посредством конечного, дискурсивного, сознательного бытия продумать процесс абсолютного, вечного, досознательного
и сверхсознательного мышления непосредственно как таковой.
От сего-то стали поклоняться кто солнцу, кто луне, кто множеству звезд, кто самому
небу вместе с светилами, которым дали править в мире
и качеством
и количеством движения, а кто стихиям:
земле, воде, воздуху, огню» [Иб., 23–24.].
Ибо кто мог бы понять неименуемое единство, которое бесконечно предшествует всякому противоречию, где все без сложности совокуплено в простоте единства, без другого
и противоположности, где человек не отличается от льва, а
небо не отличается от
земли,
и тем не менее каждое существует самым подвижным образом, не в своей конечности, но как само величайшее единство!
О бытии
и ничто следует сказать то же, что было сказано выше о непосредственности
и опосредованности (заключающем в себе некое соотношение друг с другом
и, значит, отрицание), а именно, что нет ничего ни на
небе, ни на
земле, что не содержало бы в себе
и ничто».…
Мы не только чада
неба, но
и дети
земли, у нас есть своя собственная мать, которая заслоняет нас собой от всепопаляющего огня Абсолютного
и рождае, нас к самобытности тварного бытия.
И эта красота не предстанет, как нечто, находящееся в чем-нибудь другом, хотя бы, напр., в каком-нибудь живом существе, на
земле или на
небе, или в каком-нибудь ином предмете, но как нечто такое, что, будучи однородным, существует всегда независимо само по себе
и в себе самом.
Софийность мира имеет для твари различную степень
и глубину: в высшем своем аспекте это — Церковь, Богоматерь, Небесный Иерусалим, Новое
Небо и Новая
Земля; во внешнем, периферическом действии в космосе она есть универсальная связь мира, одновременно идеальная
и реальная, живое единство идеальности
и реальности, мыслимосТи
и бытия, которого ищет новейшая спекулятивная философия (Фихте, Шеллинг, Гегель, неокантианство).
Онтологическая основа мира заключается именно в сплошной, метафизически непрерывной софийности его основы: ведь эта же
земля проклятия будет раем, когда станет «новою
землею» [
И увидел я новое
небо и новую
землю (Откр. 21:1).].
Это есть один
и тот же акт, ибо тем самым, что создается
Земля, ей уже противостоит, являясь умопостигаемой основой творения, его «архетипом» [Прообраз, идея — термин позднеантичной философии, введенный в обращение Филоном Александрийским; позднее использован К. Юнгом в психоаналитической психологии.],
Небо.
Сотворение
земли лежит вне шести дней миротворения, есть его онтологический prius [См. прим. 22 к «Отделу первому».],
и творческие акты отдельных дней предполагают своей основой первозданную
землю: в ней отделяется свет от тьмы, твердь от воды, в ней создается земное уже
небо, в котором двигнутся светила
и полетят птицы, на ней стекается земная вода, которая «произведет» пресмыкающихся, из нее образуется твердь или земная
земля, которая произведет «душу живую по роду ее, скотов
и гадов
и зверей земных» [Быт.
И эта
земля есть в потенции своей Богоземля; эта матерь таит в себе уже при сотворении своем грядущую Богоматерь, «утробу божественного воплощения», «лествицу небесную, ею же сниде Бог», «мост, приводяй сущих от
земли на
небо» (из акафиста Богоматери).
Итак, μέθεξις, сопричастность материи идее именно
и есть Эрос, эрос «
земли» к «
небу».
Но он
и не достиг еще состояния завершенности, актуализации своей софийности: так же, как
и Адам, он находился в начальной, детской стадии своего развития, которое лишь должно было привести к полному одуховлению материи, «новому
небу и новой
земле».
Таким образом, одна основная метафизическая
и космическая катастрофа грехопадения, введя в мир смерть, обусловила
и вызвала другую космическую катастрофу, но уже благую
и радостную, — воскресение мертвых, предваряемое воскресением Одного — Первенца от мертвых,
и преображение всего мира через создание «новой
земли и нового
неба, в них же правда живет».
В лице Марии природа, «
земля», оказалась достойной принять
небо, соединиться с ним нераздельно
и неслиянно в Богочеловеке.
Как созданный из
земли, человек имеет в себе тварное все, но. будучи создан после всех творений, он стоит выше их всех [По учению Каббалы, до создания человека
земля еще не давала плодов: «лишь когда создан был человек, рождающая сила
земли стала видима миру… все произведения, как
неба, так
и земли, не появлялись ранее сотворения человека;
небо удерживало дождь, а
земля удерживала производительную силу, которую имела…
«Человеческая фигура включает в себя все, что существует на
небе и на
земле, высшие
и низшие существа» (III, 144b).
«
И услышал я голос с
неба, как шум от множества вод
и как звук сильного грома,
и услышал голос как бы гуслистов, играющих на гуслях своих: они поют как бы новую песнь перед престолом
и перед четырьмя животными
и старцами;
и никто не мог научиться сей песни, кроме сих 144 000 искупленных от
земли.
Их природа заключается в добре
и в силу этого лишена «собственной» воли (нем.).]. «Ибо Им создано все, что на
небесах и что на
земле, видимое
и невидимое: престолы ли, господства ли, начальства ли, власти ли: все Им
и для Него создано» (Колосс. 1:16).
И земля насторожилась, внемля зову
неба; человек ощутил в себе небесную родину.
Ибо, хотя
и есть так называемые боги, εΐπερ είσϊν λεγόμενοι θεοί — или на
небе, или на
земле, так как есть много богов
и господ много, но у нас один Бог-Отец, из Которого все,
и мы для Него,
и один Господь Иисус Христос, Которым все,
и мы Им».
Ибо Им создано все, что на
небесах и что на
земле, видимое
и невидимое: престолы ли, господства ли, начальства ли, власти ли: все Им
и для Него создано…
Он есть воистину Бог, ибо «в Нем обитает вся полнота Божества телесно» (Кол. 2:9), но
и воистину человек, второй Адам: «первый человек из
земли перстный, второй человек Господь с
неба» (1 Кор. 15: 47).
«Ибо все, водимые Духом Божиим, суть сыны Божий. Потому что вы не приняли Духа рабства, чтобы опять жить в страхе, но приняли духа усыновлений, которым взываем: Авва, Отче! Сей самый Дух свидетельствует духу нашему, что мы — дети Божий» (Рим. 8:12-4). «А как вы сыны, то Бог послал в сердца ваши Духа Сына Своего, вопиющего: Авва, Отче!» (Гал. 4:3–6), а от небесного Отца «именуется всякое отечество на
небесах и на
земле» (Ефес. 3:15).
В христианстве должно быть придаваемо одинаково серьезное значение как тому, что Христос воплотился, «на
земле явися
и с человеки поживе», пострадал
и воскрес, так
и тому, что Он вознесся на
небо, снова удалился из мира, сделался для него опять, хотя
и не в прежнем смысле, трансцендентен, пребывает на небеси, «седяй одесную Отца» [Господь, после беседования с ними <апостолами>, вознесся на
небо и воссел одесную <т. е. справа от> Бога (Мк. 16:19).].
Когда решает Он быть какому существу, то скажет только: будь!
и оно получает свое бытие» (гл. 19, «Мария», 36). «В Его власти все, что на
небесах и на
земле: все Ему подчиняется.
«Проект» есть не только последнее слово экономизма, капитулировавшего перед косностью греховной плоти, но вместе с тем
и первая молитва к Богу о воскресении, первый зов
земли к
небу о восстании умерших,
и радостно думать, что в мире уже был Федоров со своим «проектом».
Петру, а в лице его Церкви в торжественную минуту первого исповедания веры во Христа на
земле, произнесенного на пути в Кесарию Филиппову Петром: «
И дам тебе ключи царства небесного:
и что свяжешь на
земле, связано будет на
небесах,
и что разрешишь на
земле, разрешено будет на
небесах» (Мф. 16:12).].
После же Своего воскресения Он
и сам свидетельствует о Себе: «Дана Мне всякая власть — πασά εξουσία — на
небе и на
земле» (Мф. 28:18).
Цель истории ведет за историю, к «жизни будущего века», а цель мира ведет за мир, к «новой
земле и новому
небу».
Такой антикосмизм во всяком случае далек от христианства с его обетованиями новой
земли и нового
неба.
Неточные совпадения
Недаром наши странники // Поругивали мокрую, // Холодную весну. // Весна нужна крестьянину //
И ранняя
и дружная, // А тут — хоть волком вой! // Не греет
землю солнышко, //
И облака дождливые, // Как дойные коровушки, // Идут по
небесам. // Согнало снег, а зелени // Ни травки, ни листа! // Вода не убирается, //
Земля не одевается // Зеленым ярким бархатом //
И, как мертвец без савана, // Лежит под
небом пасмурным // Печальна
и нага.
Небо раскалилось
и целым ливнем зноя обдавало все живущее; в воздухе замечалось словно дрожанье
и пахло гарью;
земля трескалась
и сделалась тверда, как камень, так что ни сохой, ни даже заступом взять ее было невозможно; травы
и всходы огородных овощей поблекли; рожь отцвела
и выколосилась необыкновенно рано, но была так редка,
и зерно было такое тощее, что не чаяли собрать
и семян; яровые совсем не взошли,
и засеянные ими поля стояли черные, словно смоль, удручая взоры обывателей безнадежной наготою; даже лебеды не родилось; скотина металась, мычала
и ржала; не находя в поле пищи, она бежала в город
и наполняла улицы.
Думалось, что
небо обрушится,
земля разверзнется под ногами, что налетит откуда-то смерч
и все поглотит, все разом…
Что же, по-твоему, доблестнее: глава ли твоя, хотя
и легкою начинкою начиненная, но
и за всем тем горе [Горе́ (церковно-славянск.) — к
небу.] устремляющаяся, или же стремящееся до́лу [До́лу (церковно-славянск.) — вниз, к
земле.] брюхо, на то только
и пригодное, чтобы изготовлять…
Нагибая вперед голову
и борясь с ветром, который вырывал у него платки, Левин уже подбегал к Колку
и уже видел что-то белеющееся за дубом, как вдруг всё вспыхнуло, загорелась вся
земля,
и как будто над головой треснул свод
небес.