Неточные совпадения
С. 51&-522.]): следует ли идеи Платона понимать в трансцендентально-критическом
смысле, как формальные условия познания и его предельные грани (кантовские идеи), или же в трансцендентно-метафизическом
смысле?
Истины религии, открывающиеся и укореняющиеся в детски верующем сознании непосредственным и в этом
смысле чудесным путем, изживаются затем человеком и в его собственной человеческой стихии, в его имманентном самосознании, перерождая и оплодотворяя его [Гартман, среди новейших философов Германии обнаруживающий наибольшее понимание религиозно-философских вопросов, так определяет взаимоотношение между общей философией и религиозной философией: «Религиозная метафизика отличается от теоретической метафизики тем, что она извлекает выводы из постулатов религиозного сознания и развивает необходимые
метафизические предпосылки религиозного сознания из отношения, заложенного в религиозной психологии, тогда как теоретическая метафизика идет путем научной индукции.
В этом
смысле Гегель и Шеллинг отличаются от вольфианских предшественников Канта лишь большим философским вкусом и тонкостью — там, где последние довольствовались рассудочными построениями, здесь воздвигнуты величественные здания
метафизической спекуляции, но и они проникнуты не в меньшей мере притязанием на адекватное познание Божества, а потому, в известном
смысле, и религиозным самодовольством.
Поэтому у Беме, строго говоря, отсутствует идея творения и тварности, и хотя у него и постоянно встречается выражение «тварь и тварность» (Creatur und Creatürlichkeit), но это понятие вовсе не имеет принципиального
метафизического и онтологического
смысла, а означает только определенную ступень в раскрытии природы Бога (как есть это понятие и в системе Плотина, отрицающей тем не менее идею творения).
Единственная абсолютная закономерность мира есть Божия воля, т. е. чудо; мир не закономерен в каком бы то ни было детерминистическом
смысле: механическом ли, оккультном или
метафизическом, — но чудесен.
С одной стороны, оно есть ничто, небытие, но, с другой — оно же есть основа этого становящегося мира, начало множественности или
метафизическое (а затем и трансцендентальное) место этого мира, и в этом именно
смысле Платон и определяет материю как «род пространства (το της χώρας), не принимающий разрушения, дающий место всему, что имеет рождение» (52 а) [Ср. там же. С. 493.].
Поэтому аскетический мотив учения Платона следует понимать не в
смысле метафизического осуждения тела, но как требование практического, религиозно-этического аскетизма, — во имя борьбы с греховной плотью ради победы духа, приводящей к просветлению и тела.
Отсюда неискренность и фальшь (в самом глубоком, последнем
смысле)
метафизического пессимизма, ибо возжелать своего самоуничтожения не может никакая тварь, ни демоны, ни люди.
Как
метафизический центр мироздания, как все — организм, человек в каком-то
смысле есть это все, ему подвластное, имеет это все, знает это все.
Напротив: в полном банкротстве живой жизни, в победительном и окончательном выявлении человеческой неспособности жить, — «в этом и только в этом» он способен видеть «религиозный и
метафизический смысл» даже борьбы человечества за улучшение жизни.
Неточные совпадения
Слово «спиритуализм» я употребляю не в школьном
смысле и не связываю ни с какой
метафизической теорией.
Но этому нужно дать мистико-метафизический
смысл.
Метафизическая диалектика гуманизма (условно сохраняю этот двойственный по своему
смыслу термин) была раскрыта Достоевским.
В добывании силы жизни, в выведении человека на тот путь живой жизни, которым идет в природе все живущее, — в этом прежде всего «
метафизический и религиозный
смысл» также и социального освобождения человечества.
В этом, и только в этом
метафизический и религиозный
смысл социального освобождения человечества.