Неточные совпадения
Он есть
бытие, имеющее сущность и остающееся превыше сущности (ούσιοποιός καί ΰπερούσιος όντότης), имеющее мощь и остающееся превыше мощи, преисполнен всякой действенности и неисчерпаемости, словом, есть действенный источник всякой сущности, мощи, действенности, начала, средины и
конца.
Однако закон непрерывности и непротиворечивости дискурсивного мышления имеет силу лишь в его собственном русле, а не там, где разум обращается на свои собственные основы, корни мысли и
бытия, причем вскрываются для него непреодолимые, а вместе и неустранимые антиномии, которые все же должны быть им до
конца осознаны.
Итак, усматривая, что всякое сотворенное естество, сколько зависит от заключающихся в нем причин, есть нечто текучее и разрушающееся, на тот
конец, чтобы вселенная не подверглась разрушению и не разрешилась опять в небытие, все сотворив вечным Словом Своим и осуществив тварь, не попустил ей увлекаться и обуреваться собственным своим естеством, отчего угрожала бы ей опасность снова прийти в небытие, но как благий управляет вселенною и поддерживает ее в
бытии Словом же Своим… чтобы тварь… могла твердо стоять в
бытии… и не подверглась бы тому, чему могла бы подвергнуться (т. е. небытию)» (Творения, ч. I, стр.181–182.
«Следовательно, вторая потенция, выделившаяся для себя, еще не может называться Богом, она восстановляется в своем божестве, лишь когда первая и третья потенции снова восстановляются к себе, т. е. восстановляется их единство — в
конце творения, и так как она чрез преодоление противоположного
бытия также делается господом этого
бытия, как первоначально был только Отец, то и она становится личностью, как и Отец был первоначально только один личностью, она есть Сын, который имеет равное господство с Отцом.
Напротив, в
конце творения (но только в
конце), когда вторая и третья ипостась преодолением противоположного
бытия себя осуществила, налицо (da sind) действительно три лица и однако не три Бога» (337).
В ней отводится соответствующее место творчески-катастрофическим моментам
бытия, каковыми являются в жизни отдельного лица его рождение и смерть, а в жизни мира — его сотворение и
конец, или новое творение («се творю все новое».
Подобно тому как на высоте испытывается мучительное и головокружительное стремление вниз, так и все живое испытывает соблазн метафизического самоубийства, стремление уйти из «распаленного круга
бытия», и, однако, оно ни в ком и никогда не может дойти до
конца, т. е. до полного осуществления, ибо творческое «да будет», почиющее на каждой твари, неистребимо всеми силами мира.
Потому роковой двойственностью отличаются все процессы жизни: рост неразрывно связан с разрушением, он есть движение навстречу неизбежному, неотвратимому
концу; с каждым днем и часом своего
бытия и цветения все живое приближается к смерти и разрушению, и эта неразрывность жизни и смерти представляет одну из величайших загадок
бытия.
Во Христе заключается не только высшая и единственная норма долженствования для человека, но и закон человеческого
бытия, хотя это и раскроется лишь в
конце нашего зона, на Страшном Суде.
Это узрение произойдет таинственным и теперь для нас непостижимым метафизическим актом, который положит
конец совместному существованию добра и зла в их смешении и противопоставит благо, как
бытие, злу, как небытию.
Неточные совпадения
Жестокая судьба государства есть в
конце концов судьба человека, его борьба с хаотическими стихиями в себе и вокруг себя, с изначальным природным злом, восхождение человека к высшему и уже сверхгосударственному
бытию.
В
конце концов на большей глубине открывается, что Истина, целостная истина есть Бог, что истина не есть соотношение или тождество познающего, совершающего суждение субъекта и объективной реальности, объективного
бытия, а есть вхождение в божественную жизнь, находящуюся по ту сторону субъекта и объекта.
Это, в
конце концов, ведет к отрицанию множественности
бытия и утверждению единого, одного чего-нибудь.
Если Сын Божий есть Логос
бытия, Смысл
бытия, идея совершенного космоса, то Дух есть абсолютная реализация этого Логоса, этого Смысла, воплощение этой идеи не в личности, а в соборном единстве мира, есть обоженная до
конца душа мира.
И Лосский принужден допустить, что
бытие входит в знание, в суждение, разрывая пространство и время, что действительность дана нам вне времени и вне пространства, что в суждении присутствует и то, что было 1000 лет тому назад, и то, что находится на другом
конце мира.