Неточные совпадения
По этой теории, Ding an sich [
Вещь в себе (нем.).] хотя и трансцендентна, но все-таки отпечатлевается в сознании в качестве «
идей» или предельных понятий.
Учению Платона об
идеях Аристотель противопоставляет свое учение о формах (μορφή), осуществляющихся в некоем субстрате (ΰποκείμενον), материи (ϋλη), причем форма есть движущий принцип, ведущий развитие к своему полнейшему осуществлению: она является и данностью, и заданностью для своего вида, а вместе и законом ее развития, целепричиной, делающей
вещь воплощением своей
идеи (εντελέχεια).
Странным образом Бруно находится в явной зависимости и от
идей Николая Кузанского, которого был усердным почитателем; поэтому в своем трактате «De la causa, principio e uno», излагая учение об абсолютном, сильно напоминающее взгляды Николая К. о coincidenlia oppositorum и о possest, Дж. Бруно говорит следующее: «То, что в другом случае было бы противоположно и противоречиво, в нем (в абсолютном) есть одно и то же, и каждая
вещь есть в нем одно и то же.
Таков, по Платону, окружающий нас телесный мир: каждая
вещь в нем находится между миром
идей (причастна
идее) и небытием.] в смысле Платона).
Эти запредельные сущности
вещей определялись, как числа у пифагорейцев, как имена в различных мистических учениях, как
идеи у Платона, как творческие формы (энтелехии) у Аристотеля, как буквы еврейского алфавита в Каббале [В первой книге Каббалы («Сефер Иецира» — «Книге творения») утверждается, что все мироздание зиждется на 10 цифрах и на 22 буквах еврейского алфавита; это учение развивается также в книге Зогар (см. прим. 79 к Отделу первому).] [Ср. учение о сотворении мира и об участии в нем отдельных букв, о небесном и земном алфавите в книге Зогар: Sepher ha Sohar, trad, de Jean de Pauly, tome I, 2 а (и далее).
«Знаменитый символ пещеры у Платона, — пишет А. А. Тахо-Годи в комментарии к этому месту диалога, — дает читателю образное понятие о мире высших
идей и мире чувственно воспринимаемых
вещей, которые суть не что иное, как тени
идей, их слабые копии и подобия» (там же.
По Аристотелю,
идеи, во-первых, представляют собой бесполезные гипостазирования и удвоения действительных
вещей.
«
Идей приблизительно столько же или не менее, сколько
вещей, исследуя причины которых мы перешли к ним от этих чувственных
вещей.
Должны существовать
идеи не только настоящих
вещей, но и прошедших, даже
идеи отрицания, относительного, гибнущего, смерти, уничтожения и под Сила этого аргумента заключается в прямом отожествлении понятий, возникающих в мире явлений и по поводу их, с самыми
идеями, но это прямолинейное отожествление отнюдь не вытекает из платоновского учения, ибо мир
идей, хотя и имманентен миру явлений, как его основа, но вместе с тем и принципиально от него отличается
Идеи в нем погружены в становление и небытие, терпят многочисленные преломления и отражения, собственно и составляющие область относительного.
На этом же смешении
идей и понятий всецело основан и следующий аргумент Аристотеля, будто бы согласно теории
идей для каждой
вещи должно существовать несколько и даже много
идей, напр., для человека — животное, двуногое, человек и под.
В самом деле, против мнимого платоновского дуализма, разъединяющего и противопоставляющего
идеи и явления, Аристотель утверждает их неразрывность:
идея есть движущее начало, цель, причина, энтелехия, она имманентна
вещи и, однако, есть для нее prius, онтологически ей предшествует, т. е. ей в известном смысле трансцендентна.
София по отношению к множественности мира есть организм
идей, в котором содержатся идейные семена всех
вещей.
Отношение
идей к
вещам, Софии к миру, есть отношение сверхвременного (и в этом смысле вечного) к временному.
Но в каком же отношении стоят эти понятия к бытию
вещей, ideae к res» [
Идеи ‹к›
вещам (лат.).]?
Самая пригодность материи для своей роли связана с тем, что она «свободна (αμορφον öv) от тех
идей, которые ей надо вместить» (50 d) [Точнее, «Никогда и никаким образом не усваивает никакой формы, которая была бы подобна формам входящих в нее
вещей» (Тимей 50 Ь-с; Платон.
Неточные совпадения
Основная
идея его, что особенного расстройства в организме у сумасшедших нет, а что сумасшествие есть, так сказать, логическая ошибка, ошибка в суждении, неправильный взгляд на
вещи.
Потому страданье, Родион Романыч, великая
вещь; вы не глядите на то, что я отолстел, нужды нет, зато знаю; не смейтесь над этим, в страдании есть
идея.
«
Идея» утешала в позоре и ничтожестве; но и все мерзости мои тоже как бы прятались под
идею; она, так сказать, все облегчала, но и все заволакивала передо мной; но такое неясное понимание случаев и
вещей, конечно, может вредить даже и самой «
идее», не говоря о прочем.
— Об этой
идее я, конечно, слышал, и знаю все; но я никогда не говорил с князем об этой
идее. Я знаю только, что эта
идея родилась в уме старого князя Сокольского, который и теперь болен; но я никогда ничего не говорил и в том не участвовал. Объявляя вам об этом единственно для объяснения, позволю вас спросить, во-первых: для чего вы-то со мной об этом заговорили? А во-вторых, неужели князь с вами о таких
вещах говорит?
Нет, именно так должен был поступить убийца исступленный, уже плохо рассуждающий, убийца не вор и никогда ничего до тех пор не укравший, да и теперь-то вырвавший из-под постели деньги не как вор укравший, а как свою же
вещь у вора укравшего унесший — ибо таковы именно были
идеи Дмитрия Карамазова об этих трех тысячах, дошедшие в нем до мании.