Неточные совпадения
Осознать себя со своей исторической
плотью в Православии и чрез Православие, постигнуть его вековечную истину чрез призму современности, а эту последнюю увидать
в его свете — такова жгучая, неустранимая потребность, которая ощутилась явно с 19 века, и чем дальше, тем становится острее [Ср. с мыслью
В. И. Иванова, которую он впервые высказал 10 февраля 1911 г. на торжественном заседании московского Религиозно-философского общества, посвященном памяти
В. С.
Христианину надлежит верить, что
в языческом мире хотя и живо ощущалась потребность
в таинстве, ибо она не устранима из религии по самому ее существу, и хотя она утолялась по-своему [Об этом см. ниже
в отделе III.], но не было таинств истинных, «питающих
в жизнь вечную», которые могли явиться лишь
в христианстве, после воплощения Бога-Слова, давшего Свою
Плоть и Кровь
в живот вечный.
Хотя он и считается гораздо выше телесной природы, однако, стремясь к бестелесному и углубляясь
в созерцание его, он едва равняется какой-либо искре или свече, — и это до тех пор, пока он заключен
в узы
плоти и крови и, вследствие участия
в такой материи, остается относительно неподвижным и тупым.
Свобода как ничто… возрождение
в ничто (нем.).], и
плоть мира должна некогда сгореть, совлечься, уступить место небесной, ангельской
плоти.
Потому для Беме совершенно не существует воскресения
плоти («так как четыре элемента должны разрушиться, потому существует и тление
в теле человека», если же нет воскресения, то нет и преображения, есть лишь снятие коросты и ее удаление.
Мать земля! из тебя родилась та
плоть, которая соделалась ложеснами для воплотившегося Бога, из тебя взял Он пречистое Тело Свое!
в тебе почил Он тридневен во гроб! Мать земля! Из тебя произрастают хлебный злак и виноградная лоза, коих плод
в святейшем таинстве становится Телом и Кровью Христовыми, и к тебе возвращается эта святая
плоть! Ты молчаливо хранишь
в себе всю полноту и всю лепоту твари.
Это зарождение есть, конечно, нечто принципиально отличное от того рождения из недр Своих, коим Отец предвечно, безвременно, безмужно и безженно рождает Своего Единородного, Возлюбленного Сына, а
в Нем и через Него возрождает чад Божиих, родившихся не от
плоти и крови, но от Бога.
Оба они оказываются здесь ниже греческой народной религии, которая свято чтила Деметру, и
в культе элевзинских мистерий установляла причащение
плоти мира, космическую евхаристию.
Поэтому аскетический мотив учения Платона следует понимать не
в смысле метафизического осуждения тела, но как требование практического, религиозно-этического аскетизма, — во имя борьбы с греховной
плотью ради победы духа, приводящей к просветлению и тела.
Это откровение об эдемской
плоти легло
в основу греческого антропоморфизма и отпечатлелось
в божественных созданиях пластического искусства,
в эллинской иконографии.
Неоплатонический уклон мысли
в вопросе о
плоти проявляется иногда и
в христианстве.
Приближаясь
в этом отношении к Плотину, Ориген рассматривает сотворение мира и облечение
плотью духа, как некоторое ниспадение — καταβολή [Многозначное греч. слово, которое можно перевести как: сбрасывание, низвержение, разрушение, но и — основание чего-либо, распространение.] [Творения Оригена.
Нужно было бы перешагнуть, далее, и через учение Церкви о таинстве брака, а вслед за тем пришлось бы выключить за пределы принципиально допустимого
в христианстве и все то отношение Церкви к природной
плоти, которое находит выражение
в литургических тайнодействиях, и не только
в св.
На почве этого антагонизма и возникает ложное противопоставление духа и
плоти, которое выражается
в односторонностях спиритуализма и материализма.
К этому телу
плоти,
в сущности, относятся и воздыхания Платона, и вопль великого апостола: «бедный я человек, кто избавит меня от этого тела смерти» [Слова ап. Павла — Рим.
Господь облекся
плотью не только
в смысле общей причастности к ней, но и
в самом конкретном смысле: воплотился
в индивидуальное тело, с ним жил и страдал, с ним и воскрес, оставив пустую гробницу, — пустота эта
в смысле отсутствия тела еще подчеркивается оставленными
в ней погребальными пеленами и «платом, который был на главе Его» (Ио. 20:7).
В материальности
плоти заключается и источник ее смертности.
Иначе разве возможно исповедовать веру
в Бога, облекшегося
плотью этого мира, сделавшего ее одеждой неизреченного своего Божества?
И вместе с Ним, вознесшим на крест
плоть «со страстьми и похотьми», сопереживала искупительную муку и сама природа
в лице Пречистой матери Его, Которой воистистину орудие прошло душу.
А это значит, что сила первородного греха хотя была велика и вредительна, но осталась ограниченной
в субстанииалъно испорченном мире не могла бы родиться Богоматерь, и такую
плоть не мог был бы приять на Себя Спаситель мира.
По свидетельству Слова Божия, человек изначально создан как мужчина и женщина, двое
в одну
плоть.
В раю и самый половой акт не мог соединяться с обычным
в настоящее время чувством стыдливости, тогда и самые половые органы не считались срамными, и самое чувство стыда при виде наготы человеческого духа появилось как результат расстройства гармонии между духом и
плотью.
«Если и
в настоящее время у некоторых людей, проводящих эту тяжелую жизнь тленной
плоти, тело во многих движениях и расположениях сверх обыкновенной естественной меры оказывает удивительную покорность, то какое основание мы имеем не верить, что до греха, неповиновения и наказания человек;·, повреждением человеческие члены могли служить человеческой воле для размножения потомства без всякой похоти?» Тогда «муж мог сеять потомство, а жена воспринимать своими детородными членами, приводимыми
в движение, когда нужно и насколько нужно, посредством воли, без всякого возбуждения похоти» [De civ. Dei, XIV, 23, 17, 24.]
«Заметьте, что все души
в этом мире, составляющие
плоть дел Святого Благословенного, до своего схождения на землю образуют единство, причем все эти души составляют часть одной и той же тайны.
Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут (два)
в одну
плоть».
Понимание и оценка этого события имеет необычайную, исключительную важность, здесь определяется различие
в чувстве
плоти и мира,
в общем мистическом мироощущении.
Ева сотворена из Адама, который и ощущает себя
в некотором смысле создателем Евы: «вот это кость от костей моих и
плоть от
плоти моей; она будет называться женой (иша), ибо взята от мужа (иш)» (Быт. 2:23).
Далее изображается сотворение Евы из
плоти Адама: он охвачен при этом глубоким и блаженным сном, полным грез об Еве, которая исходит из него
в этом экстазе помимо его сознания, как бы растительным процессом.
Ева присутствует уже
в духе и теле Адамовом, чем и обосновывается тайна брака: два — едино и
в одну
плоть.
Однако разве женское начало не могло бы навсегда остаться заключенным
в Адаме, не выделяясь из него, не облекаясь
плотью?
В Еве же ему открылась живая
плоть всего мира, и он ощутил себя его органической частью [
В связи с браком стоит и питание, причащение
плоти мира, также удостоверяющее плотскую чувственность человека.
Напротив, если чувственность и
плоть есть только «явление», греховная греза, навеваемая Лилит, тогда ненужной и обременительной становится телесная двуполость, и преодоление косности и греха мира должно выразиться
в таком случае прежде всего
в исцелении не пола, но от пола,
в освобождении от Евы путем ее упразднения, возвращения внутрь Адама.
Ложный спиритуализм
в любви есть такая же ошибка эротического суждения, как и голая чувственность, обнаженная похоть, ибо истинным объектом любви является воплощенный дух или одуховленная
плоть [Каббала дает такое объяснение брака: «Все духи и души, раньше чем они отправляются
в этот (низший) мир, состоят из мужской и женской части, которые (наверху) соединены
в одно существо.
Духовно-телесное соединение двух
в одну
плоть, как оно дано
в норме творения и как оно хотя бы слабо, но все же предощущается
в браке
в меру духовного возраста супругов, связано
в то же время и с чувством разъединения, убийства, тоски по утрате чего-то дорогого и чистого.
Змей отравил своим нечистым семенем экстаз
плоти [По учению Каббалы, грехопадение Евы состояло
в том, что она «имела интимное сношение с змеем» (Zohar, II, 636, 299а).
Не делает этого и ап. Павел, который, с одной стороны, изъясняет брак как «союз во Христа и Церковь» и советует вступать
в брак, чтобы не «разжигаться», но он же увещевает тех, кто может оставаться
в безбрачии, потому что женившиеся «будут иметь скорби по
плоти, а мне вас жаль» (1 Кор. 7:28).
Слово сие и есть, согласно контексту, определение Божие о том, что
в браке бывают «двое одной
плотью», причем «вместить это слово» дано не всем.
Главное отличие человека от ангелов определяется тем, что ангелы не имеют тела, подобного человеческому, которое содержит
в себе начало
плоти всего мира.
Плоть эта для человека существует
в полноте своей как Ева, жена.
Даже если допустить, вместе с иными мистиками, что духи ангелов имеют мужскую или женскую природу, это все же еще не образует пола
в его полноте, для которой существенно бытие двух существ
в одну
плоть, как это имеется
в человеке.
Ближайшее участие ангелов
в событиях нашего спасения и
в молитвенном предстоянии Богу при совершении таинств многообразно выражается
в нашей литургике [Возьмем только обычную литургию: «херувимская», «победную песнь поюще»; на литургии преждеосвященных даров — «ныне силы небесные с нами невидимо служат»; на литургии Великой субботы: «да молчит всякая
плоть человеча… предходят же Сему лики ангельстии, со всяким началом и властию, многоочитии херувими и шестокрылатии серафими».
Адам и Ева, ощутившие друг друга как муж и жена, двое
в одну
плоть, находились
в состоянии гармонии и девственности. Они были свободны от злой и жгучей похоти, были как женатые дети, которых соединение являлось бы данью чистой чувственности, освящаемой их духовным союзом. Они, будучи мужем и женой, по крайней мере
в предназначении, не становились от этого самцом и самкою, которых Адам видел
в животном мире: «и были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились» (2:25).
И то, что змей вовлек жену
в разговор о Боге, вступил с ней
в духовное общение на такой почве, которая всецело составляла достояние их супружеского любовного единомыслия, явилось со стороны жены уже духовной изменой Адаму, как бы духовным любодейством с загадочным существом, по
плоти принадлежащим к животному царству, по духу же к какому-то чуждому и недоброму, для нее доселе неведомому миру.
Давно ли он, с востороженной любовью встречая Еву, признал
в ней свою же собственную
плоть и кровь и торжественно пророчествовал о тайне брака? давно ли ощущал
в ней, жене своей, самого себя («ибо взята от мужа своего»)?
Язычество имеет
в себе живые предчувствия о «святой
плоти» и откровении Св.
«Он
в дни
плоти Своей с сильным воплем и со слезами принес молитвы и моления могущему спасти Его от смерти; и услышан был за Свое благоговение.
Полагая магизм
в основу своих отношений к миру, к земле, к
плоти, прародители затемнили и ослабили
в себе естественную свою софийность,
в силу которой Адаму была присуща власть над миром как богоносному и богоприемлющему существу, — не как предмет вожделения и самостоятельная цель, но как одно из проявлений его духовной высоты и святости.
Но он думает при этом о воскрешении именно этой
плоти и на этой земле, иначе трудно понять его мысль (хотя он и высказывает негодование, встретив подобное ее понимание
в письме Вл. Соловьева [Имеется
в виду недатированное письмо
В. С. Соловьева к Η. Φ. Федорову,
в котором он писал, что «простое физическое воскресение умерших само по себе не может быть целью…
Та
плоть, которая доступна воздействию хозяйственного труда, не воскреснет
в теперешнем виде, ее отделяет от воскресения порог смерти или «изменение», ей равнозначащее для людей, смерти не вкусивших, «Говорю вам тайну: не все мы умрем, но все изменимся, вдруг (εν ατόμφ), во мгновение ока, при последней трубе» (1 Кор. 15:51–52).
«Проект» есть не только последнее слово экономизма, капитулировавшего перед косностью греховной
плоти, но вместе с тем и первая молитва к Богу о воскресении, первый зов земли к небу о восстании умерших, и радостно думать, что
в мире уже был Федоров со своим «проектом».