На берегу Тёмного моря

Эндрю Питерсон, 2008

На берегу Тёмного моря находится маленький городок, в котором живёт Джаннер Игиби. Парень мечтает о дальних странах и приключениях. Но вряд ли эти мечты сбудутся… Ведь его город давно захватили Клыки, которые мучают всех жителей. Выбраться из-под их гнёта – задача непосильная, особенно когда тебе всего двенадцать. Но однажды Джаннеру, его брату Тинку и сестре Лили придётся выступить против Клыков. Ведь те считают, что их семья скрывает какую-то тайну…

12. Уже не игра

Дверь с грохотом захлопнулась, и Джаннер почувствовал, как душа у него ушла в пятки — она летела стремительно, словно камень, брошенный с утёса в море. Вдруг послышалось рычание. Сларб, выгнув спину, широко разинул пасть, обнажил зубы и стиснул кулаки. Джаннер видел розоватую внутренность пасти, чёрный влажный язык, извивающийся как червь, и самое страшное — жёлтые ядовитые клыки. Он вздрогнул, представив, как эти истекающие ядом зубы пронзают его кожу, а когтистые лапы впиваются в плоть. Джаннер ничуть не удивлялся, что, по слухам, никакой человек не мог убить Клыка. Даже Чёрная Карета казалась приятнее, чем смерть от рук Сларба.

Тяжело дыша, Клык направился к связке ключей, из пасти у него капала ядовитая слюна. Он подошёл к двери камеры, сунул ключ в замок и чуть не взбесился, обнаружив, что тот не открывается. Тинк и Джаннер быстро затолкали Лили в дальний угол и заслонили её собой. Но что они могли сделать, если бы разъярённый Клык ворвался в камеру? Только стиснуть зубы и отбиваться чем попало.

Но Сларб не успел войти. Дверь из коридора открылась, и ввалился коренастый Клык по имени Брак:

— Привет, хиляк.

Сларб выпрямился и развернулся, пряча ключи за спиной.

— Я же просил не называть меня так, — прошипел он.

— Ну так что, их отправят? — с предвкушением спросил Брак. — Я хочу посмотреть, как они будут извиваться, когда придётся лезть в Карету, а ты, хиляк?

Сларб ответил — как можно спокойнее:

— Я тоже. — Он вытер ядовитую слюну и небрежно повесил связку ключей на место. — Если подумать, так для них будет хуж-же, — сказал он, злобно ухмыляясь и устремляя чёрные глаза на детей. — Гораздо хуже, если подумать.

Клыки вышли. Джаннер и Тинк опустились на пол рядом с Лили.

— Надо как-то выбраться отсюда, — сказал Джаннер, вновь вспомнив, что он старший. — Подо говорил, что выход всегда есть.

— Подо просто одноногий старик, который играет с внуками в «Корабли и акулы»^[17], — заметил Тинк. — А это не игра.

— Я знаю! И лучше не спорь с тем, кто крупнее тебя, — и Джаннер шутливо ткнул брата в плечо.

Честно говоря, он понятия не имел, как спастись — и боялся, что выхода нет. Но он был старшим и хотел подбодрить остальных. Судя по тому, что слышал Джаннер, в Чёрную Карету сажали людей гораздо крупнее и храбрее, чем они, — значат, посадят и их. И никто этих людей больше не видел — значит, не увидят и их.

Джаннер подумал, что гораздо лучше сидеть в тюремной камере и иметь хоть капельку надежды, чем не иметь никакой.

Лили заснула, положив голову на колени Тинку. Вскоре задремал и Тинк. А Джаннер несколько часов расхаживал по камере, гадая, чем заняты Подо и Ния. Они, наверное, уже выяснили, что детей посадили в тюрьму. Схватившись за прутья решётки, мальчик подтянулся к высокому оконцу, но оно выходило на задний двор тюрьмы. Дверь камеры была надёжно заперта, ключи — вне досягаемости. Ничего не оставалось, кроме как ждать. Тинк не ошибся: игры кончились, и, возможно, никакого выхода не было.

Джаннер жалел, что не может заснуть, как младшие. Ему мешал страх. Он тщетно пытался думать хоть о чём-нибудь, кроме зловещей Чёрной Кареты, которая катила по тёмным холмам и залитым лунным светом долинам в Глибвуд. Мальчик подумал, как вкусно готовит его мама, какой тёплый у них очаг, как уютно устроился их дом в тени деревьев. Джаннер грустил о Подо, своём милом ворчливом дедушке, которого Великая война сделала вдовцом. Он грустил о матери, которая потеряла мужа.

Подо и Нию вновь ждёт горе — потому что Джаннер плохо присматривал за Лили.

Джаннер вздохнул и прислонился к стене. Он подумал об отце, и ему как никогда захотелось оказаться на корабле, в открытом море. Мальчик собирался вынуть из кармана рисунок, но вспомнил, что в темноте ничего не разглядит. Конечно, отец сумел бы вырваться из этой жуткой камеры и избежать ужасного путешествия в Чёрной Карете. Если бы он был жив, он бы пришёл к ним на помощь. Но у юного Джаннера Игиби, сидящего вместе с братом и сестрой в мрачной пустой камере, не было отца — и почти не осталось надежды.

Лили подняла голову и посмотрела на окно:

— Ты слышал?

Тинк, вздрогнув, сонно произнёс:

— Передайте подливку!

— Кажется, это Малыш, — сказала Лили. — Малыш! Это ты, мой хороший?

Три пары глаз устремились к окну. Дети прислушались. Они услышали скулёж и нечто среднее между тявканьем и воем. Джаннер вдруг обрадовался, сам не зная почему. Собака ничем не могла им помочь, но при мысли, что Малыш вернулся, Джаннер ощутил прилив надежды.

Затем они услышали голоса Клыков, которые спорили в передней комнате. Раздался глухой удар и треск — и один из голосов затих.

Командор Гнорм рыкнул, что нужно повиноваться приказам, и зашагал к камерам.

Дверь открылась, и появился неуклюжий силуэт Гнорма. На полу за ним Джаннер увидел распростёртое тело Сларба. Второй раз за день из-за детей Игиби Сларб получил по голове.

Гнорм снял со стены ключи и отпер камеру.

— Везёт вам, детишки, — проклокотал он. — Кое-кто решил, что вы стоите пары блестяшек. — Он поиграл перед ними растопыренными пухлыми пальцами, на которых блестели четыре золотых перстня — раньше их точно не было. Запястья Гнорма украшали сверкающие браслеты, с шеи свисал золотой медальон на серебряной цепочке. Всё это выглядело совершенно неуместно на этом уродливом создании.

Гнорм распахнул дверь и жестом велел детям выходить.

— То есть… мы можем идти? — робко спросил Джаннер.

— Да. Вон отсюда, — нетерпеливо сказал Гнорм.

Пока дети выходили из камеры, он любовался новыми украшениями. Но когда с ним поравнялся Джаннер, Клык ухватил его за щёки и притянул к себе. Над мальчиком нависла одутловатая морда Гнорма, и Джаннер увидел своё испуганное лицо в глазах Клыка — бездонных чёрных озёрах, полных ненависти — и почувствовал, как в кожу впиваются когти…

— Ещё раз тронешь кого-нибудь из моих солдат — и вашу семью не с-спасёт даже тысяча сундуков с золотом, — угрожающе прорычал Гнорм и оттолкнул Джаннера с такой силой, что тот полетел на пол.

Тинк помог брату подняться, не смея взглянуть на Клыка или произнести хоть слово. Мальчики вместе провели Лили по коридору мимо Сларба, который уже пришёл в себя и молча кипел от гнева, видя, что дети уходят целыми и невредимыми.

В тусклом свете фонаря, посреди улицы, стояла Ния, белая как мел.

Примечания

17

«Корабли и акулы» — уличная игра, которую привезли в Скри торговцы из Зелёных лощин. Обычно дети играют роль кораблей, а взрослые — акул. Игра начинается с того, что Акула говорит Кораблям: «Ха-а!» (считается, что именно это сказала бы Акула, не будь она морской тварью). Затем корабли бросаются от Акулы врассыпную. Если Акула догоняет Корабль, она валяет его в пыли и немилосердно щекочет. Эта патриархальная грубость типична для всех игр, придуманных в Зелёных лощинах. Одна популярная в тех краях забава так и называется — «Расшибалы».