Полная трансцендентность предмета мышлению делала бы его вполне невозможным как объект мышления, или окончательно немыслимым; полная же его адекватность мышлению свидетельствовала бы о полной его имманентности: в
божественном разуме, в котором мышление и бытие совпадают в едином акте, нет и не может быть антиномий, болезненных разрывов и hiatus'oв [Пропасть, зияние (лат.).], составляющих естественное свойство разума человеческого.
Неточные совпадения
В этом смысле понятие безбожной религии содержит contradictio in adjecto [«Противоречие в определении» (лат.) — логическая ошибка; напр.: «круглый квадрат».], внутренне противоречиво, ибо существо религии именно и состоит в опытном опознании того, что Бог есть, т. е. что над миром имманентным, данным, эмпирическим существует мир иной, трансцендентный,
божественный, который становится в религии доступным и ощутимым: «религия в пределах только
разума» [Название трактата И.
Бог не есть трансцендентное, как многие себе представляют, он есть имманентное, т. е. трансцендентное, ставшее содержанием
разума (нем.).] в некоторой догматической определенности, то, очевидно, должен быть мост, оба мира соединяющий; должны быть письмена, которыми начертываются
божественные откровения, и язык, на котором они могут быть высказаны.
Мысль первее нашего
разума, «в начале бе Слово», и хотя наш теперешний
разум вовсе не есть нечто высшее и последнее, ибо он может и должен быть превзойден, но превзойти мысль уже невозможно — она есть онтологическое определение космического бытия, соответствующее второй
божественной ипостаси Логоса: «вся тем быша, и без него ничто же бысть, еже бысть» (Ио. 11:3).
Коренное различие между философией и религией заключается и том, что первая есть порождение деятельности человеческого
разума, своими силами ищущего истину, она имманентна и человечна и в то же время она воодушевлена стремлением перерасти свою имманентность и свою человечность, приобщившись к бытию сверхприродному, сверхчеловечному, трансцендентному,
божественному; философия жаждет истины, которая есть главный и единственный стимул философствования.
Человеческий
разум, сознание своей сущности есть
разум вообще,
божественное в человеке, а дух, насколько он есть дух Бога, не есть дух над звездами, за пределами мира, но Бог присутствует вездесущно и как дух во всех духах.
Выражение, что Бог правит миром как
разум, было бы неразумно, если бы мы не принимали, что оно относится и к религии и что
божественный дух действует в определении и образовании последней…
Чем более человек заставляет в разумном мышлении действовать за себя самое дело, отказывается от своей обособленности, относится к себе как к всеобщему сознанию, его
разум не ищет своего в смысле особного, и тем менее может он впасть в это противоречие, ибо он,
разум, и есть самое дело, дух,
божественный дух» (17) [Ср. там же.
Для Евномия, как мы уже знаем, не представлялось сомнения в возможности адекватного, исчерпывающего познания
божественной сущности помощью понятий («имен»), и главным таким понятием являлась «нерожденность» [«Подобно малолетним и по-детски, попусту занимаясь невозможным, как бы в какой-нибудь детской ладони, заключают непостижимое естество Божие в немногих слогах слова: нерожденность, защищают эту глупость и думают, что Божество толико и таково, что может быть объято человеческим
разумом одно наименование» (Творения иже во святых отца нашего св. Григория Нисского, т. VI. М., 1864, стр.299.
Столь же в бемовском духе развито и следующее объяснение мирового зла и несовершенства из
божественной полноты: «На вопрос, почему Бог не создал всех людей таким образом, чтобы они руководствовались одним только
разумом, у меня нет другого ответа, кроме следующего: конечно, потому что у него было достаточно материала для сотворения всего, от самой высшей степени совершенства до самой низшей; или, прямее говоря, потому, что законы природы его настолько обширны, что их было достаточно для произведения всего, что только может представить себе бесконечный ум» (ib., 62)134.].
София небесная и софийность земная, совершенная актуальность и «безвидная и пустая» потенциальность,
божественная полнота и голод к божественности, «свет Фаворский» и «тьма вверху бездны» — это единство противоположностей, conicidentia oppositorum, трансцендентно
разуму и антиномически его разрывает.
Быть может, в детском
разуме Евы родилась даже и такая мысль, что запретное древо есть некоторое лукавство или шутка
божественной педагогии, разгадать которую безобидно и весело.
Неточные совпадения
Допущение существования двух природ —
божественной и человеческой, которые могут быть соединены, но не тождественны и не слиянны, есть истина, непонятная объективирующему
разуму, сверхразумная, ибо
разум сам по себе склонен или к монизму, или к дуализму.
Германец охотно признает, что в основе бытия лежит не
разум, а бессознательное,
Божественное безумие (пессимизм, Гартман, Древс).
Очень легко раскрыть в толстовской религиозной философии наивное поклонение разумному — он смешивает разум-мудрость,
разум божественный, с
разумом просветителей, с
разумом Вольтера, с рассудком.
Арианство, несторианство, монофизитство, монофелитство — все эти разнообразные еретические уклоны носят явную печать рационалистической ограниченности, бессилия малого
разума человеческого постигнуть
божественные тайны в их полноте.
Есть ограниченный
разум, рассудок,
разум рационалистов, и есть
разум божественный,
разум мистиков и святых.