Неточные совпадения
Лебедянцев нашел ему чтицу,
Веру Ивановну Федюкову. Она два дня исполняла и обязанность сиделки, когда ночью делались
с ним припадки и надо было часто менять компрессы и беспрестанно давать лекарство. Теперь она приходит по утрам и
остается целый день.
И как эта
Вера Ивановна не похожа на ту парижанку, что
осталась там, в Париже, поджидать его возвращения из Москвы! Она желала ехать
с ним в Россию, но он отклонил это. Ей просто захотелось иметь над ним контроль на случай ликвидации его дел.
С Верой Ивановной Стягин как бы избегал разговора и тотчас же после обеда предложил ей поехать к Лебедянцеву, узнать, в каком состоянии его жена, и попросить его побывать на другой день хоть на минутку. Он отправил свою чтицу, чувствуя, что если она
останется весь вечер, то, в антрактах между чтением, он непременно должен будет предупредить ее о приезде Леонтины, а может быть, не удержится и скажет что-нибудь лишнее.
Этот приезд решительно смущал его и даже пугал. Устройство в том же мезонине двух парижанок перевернет все вверх дном. И Леонтина, и ее горничная будут шуметь, переговариваться из одной комнаты в другую своими картавыми, резкими голосами. Ни та, ни другая не понимают ни одного слова по-русски и за каждым вздором будут бегать к нему. Единственным средством наладить все это являлась
Вера Ивановна, но захочет ли она
остаться? Во всяком случае,
с ней необходимо поговорить откровеннее, чем бы он желал.
Райский и Вера бросились к ней и посадили ее на диван. Принесли воды, веер, одеколону — и Вера помогала ей оправиться. Крицкая вышла в сад, а Райский
остался с Верой. Он быстро и злобно взглянул на нее.
Неточные совпадения
Наконец гости собрались. Татьяна Марковна и Райский поехали проводить их до берега.
Вера простилась
с Марфенькой и
осталась дома.
— Боже мой, ужели она до поздней ночи
остается на этих свиданиях? Да кто, что она такое эта моя статуя, прекрасная, гордая
Вера? Она там; может быть, хохочет надо мной, вместе
с ним… Кто он? Я хочу знать — кто он? — в ярости сказал он вслух. — Имя, имя! Я ей — орудие, ширма, покрышка страсти… Какой страсти!
— Надо сказать, что было: правду. Вам теперь, — решительно заключила Татьяна Марковна, — надо прежде всего выгородить себя: вы были чисты всю жизнь, таким должны и
остаться… А мы
с Верой, после свадьбы Марфеньки, тотчас уедем в Новоселово, ко мне, навсегда… Спешите же к Тычкову и скажите, что вас не было в городе накануне и, следовательно, вы и в обрыве быть не могли…
И Татьяна Марковна, наблюдая за
Верой, задумывалась и как будто заражалась ее печалью. Она тоже ни
с кем почти не говорила, мало спала, мало входила в дела, не принимала ни приказчика, ни купцов, приходивших справляться о хлебе, не отдавала приказаний в доме. Она сидела, опершись рукой о стол и положив голову в ладони,
оставаясь подолгу одна.
Но ни Тушин, ни
Вера, ни сама Татьяна Марковна, после ее разговора
с первым, не обменялись ни одним словом об этом. Туманное пятно
оставалось пятном, не только для общества, но для самих действующих лиц, то есть для Тушина и бабушки.