— Это ничего, — пояснила Любаша Анне Серафимовне. — Из училища. Я им всем говорю: что вы к нам шатаетесь? Зубрить вам надо. Ей-богу, директору напишу, чтоб пробрали. А он все насчет
любовной страсти. Этакие-то корпусятники!
Если, читая их, юноши пристрастятся к крайнему услаждению
любовной страсти, то не могли бы того произвести в действие, не бы были торгующие своею красотою.
Давно наблюдено, что изжившийся, затасканный мужчина, изгрызенный и изжеванный челюстями
любовных страстей, никогда уже не полюбит крепкой и единой любовью, одновременно самоотверженной, чистой и страстной.
Не знаю, был ли доволен этим ответом король, но лучше о дилетантизме ничего нельзя сказать, и Жерновик превосходно заметил, что именно второй разряд беспрерывно играет; у дилетантов делается болезнь, помешательство от избытка
любовной страсти.
Неточные совпадения
Тут он взял от меня тетрадку и начал немилосердно разбирать каждый стих и каждое слово, издеваясь надо мной самым колким образом. Я не вытерпел, вырвал из рук его мою тетрадку и сказал, что уж отроду не покажу ему своих сочинений. Швабрин посмеялся и над этой угрозою. «Посмотрим, — сказал он, — сдержишь ли ты свое слово: стихотворцам нужен слушатель, как Ивану Кузмичу графинчик водки перед обедом. А кто эта Маша, перед которой изъясняешься в нежной
страсти и в
любовной напасти? Уж не Марья ль Ивановна?»
— Вот это прелестно, милей всего! — продолжала восклицать Екатерина Петровна, имевшая то свойство, что когда она разрывала свои
любовные связи, то обыкновенно утрачивала о предметах своей
страсти всякое хоть сколько-нибудь доброе воспоминание и, кроме злобы, ничего не чувствовала в отношении их.
Он нагнулся и поцеловал ей руку, она неловко поцеловала его холодными губами в голову. Он чувствовал, что в этом
любовном объяснении нет главного — ее любви, и есть много лишнего, и ему хотелось закричать, убежать, тотчас же уехать в Москву, но она стояла близко, казалась ему такою прекрасной, и
страсть вдруг овладела им, он сообразил, что рассуждать тут уже поздно, обнял ее страстно, прижал к груди и, бормоча какие-то слова, называя ее ты, поцеловал ее в шею, потом в щеку, в голову…
Наш век, по его мнению, плох и хуже сороковых и шестидесятых годов только потому, что мы не умеем до самозабвения отдаваться
любовному экстазу и
страсти.