Все эти насмешки и глумления доходили, разумеется, и до Вихрова, и он в душе страдал от них, но, по наружности, сохранял совершенно спокойный вид и, нечего греха таить, бесконечно утешался мыслью, что он, наконец, будет играть в настоящем театре, выйдет из настоящим образом устроенных декораций, и суфлер будет
сидеть в будке перед ним, а не сбоку станет суфлировать из-за декораций.
Неточные совпадения
Нашлись смельчаки, протащившие его сквозь маленькое окно не без порчи костюма. А слон разносил
будку и ревел. Ревела и восторженная толпа,
в радости, что разносит слон
будку, а полиция ничего сделать не может. По Москве понеслись ужасные слухи. Я
в эти часы мирно
сидел и писал какие-то заметки
в редакции «Русской газеты». Вдруг вбегает издатель-книжник И.М. Желтов и с ужасом на лице заявляет:
В нескольких шагах от осининского дома он увидел остановившуюся перед полицейскою
будкой щегольскую двуместную карету. Ливрейный, тоже щегольской лакей, небрежно нагнувшись с козел, расспрашивал будочника из чухонцев, где здесь живет князь Павел Васильевич Осинин. Литвинов заглянул
в карету:
в ней
сидел человек средних лет, геморроидальной комплексии, с сморщенным и надменным лицом, греческим носом и злыми губами, закутанный
в соболью шубу, по всем признакам важный сановник.
Все так же я хожу с отцом
в театр,
сижу с ним
в будке, любуюсь блеском декораций, сверкающими костюмами артистов; слушаю и не понимаю, а сама не только спросить, а пошевелиться боюсь, чтоб отцу не помешать.
Перед самым выходом на сцену я прошел
в дальнюю, глухую аллею сада, пробежался, сделал пяток сальто-мортале и, вернувшись, встал между кулисами, запыхавшись, с разгоревшимися глазами. Оглянул сцену, изображавшую разбойничий стан
в лесу. Против меня, поправее суфлерской
будки, атаман Карл с главарями, остальные разбойники — группами. Пятеро посредине сцены, между мной и Карлом,
сидят около костра.
Я уже знал от Петра Платоновича, что пятилетняя Ермолова,
сидя в суфлерской
будке со своим отцом, была полна восторгов среди сказочного мира сцены; увлекаясь каким-нибудь услышанным монологом, она, выучившись грамоте, учила его наизусть по пьесе, находившейся всегда у отца, как у суфлера, и, выучив, уходила
в безлюдный угол старого, заброшенного кладбища, на которое смотрели окна бедного домишки, где росла Ермолова.