Неточные совпадения
Профессорскую карьеру я мог бы
сделать; но, заморив в себе
писателя, оставался бы только более или менее искусным лектором, а не двигателем науки.
И это ободрило меня больше всего как
писателя–прямое доказательство того, что для меня и тогда уже дороже всего была свободная профессия. Ни о какой другой карьере я не мечтал, уезжая из Дерпта, не стал мечтать о ней и теперь, после депеши о наследстве. А мог бы по получении его, приобретя университетский диплом, поступить на службу по какому угодно ведомству и, по всей вероятности,
сделать более или менее блестящую карьеру.
Сам П.И. как-то в"Союзе
писателей", уже в начале XX века, счел нелишним
сделать — хоть и задним числом — сообщение в свою защиту, где он старался показать, до какой степени была преувеличена его вина перед тогдашним освободительным настроением литературных сфер. Некоторые из наших общих приятелей находили, что П.И. напрасно потревожил эту старину. Не следовало — на их оценку — оправдываться.
Оставить без протеста такую выходку я, хоть и начинающий автор, не счел себя вправе во имя достоинства
писателя, тем больше что накануне, зная самойловские замашки по части купюр, говорил бенефицианту, что я готов
сделать всякие сокращения в главной роли, но прошу только показать мне эти места, чтобы
сделать такие выкидки более литературно.
Об"успехе"первых двух частей романа я как-то мало заботился. Если и появлялись заметки в газетах, то вряд ли особенно благоприятные."Однодворец"нашел в печати лучший прием, а также и"Ребенок". Писемский, по-видимому, оставался доволен романом, а из
писателей постарше меня помню разговор с Алексеем Потехиным, когда мы возвращались с ним откуда-то вместе. Он искренно поздравлял меня, но
сделал несколько дельных замечаний.
С двумя молодыми
писателями — Вс. Крестовским и Дм. Аверкиевым, его приятелями, я очень редко встречался. Вс. Крестовский тогда уже был женат и, кажется, уже задумывал поступить в уланские юнкера и
сделать себе карьеру.
Самый первый друг Григорьева из Петербургских
писателей — Н.Н.Страхов ценил его очень высоко и после смерти хлопотал об издании его сочинений. С Григорьевым трудно было водить закадычную дружбу, если не
делать возлияний Бахусу, но Страхов совсем не отличался большой слабостью к крепким напиткам.
Правда, как писатель-беллетрист я почти что ничего не
сделал более крупного, но как газетный сотрудник я был еще деятельнее, чем в Париже, и мои фельетоны в"Голосе"(более под псевдонимом 666) получили такой оттенок мыслительных и социальных симпатий, что им я был обязан тем желанием, которое А.И.Герцен сам выражал Вырубову, — познакомить нас в сезон 1869–1870 года в Париже, и той близостью, какая установилась тогда между нами.
Его служебная карьера не могла, конечно,
делать его в глазах тогдашней радикальной молодежи"властителем ее дум" — еще менее, чем Тургенева после"Отцов и детей". Он ведь побывал и в цензорах, и долго служил еще в каком-то департаменте, и тогда еще состоял на действительной службе. Но все-таки в нем чувствовался прежде всего
писатель, человек с приподнятым умственным интересом.
Неточные совпадения
Почтмейстер вдался более в философию и читал весьма прилежно, даже по ночам, Юнговы «Ночи» и «Ключ к таинствам натуры» Эккартсгаузена, [Юнговы «Ночи» — поэма английского поэта Э. Юнга (1683–1765) «Жалобы, или Ночные думы о жизни, смерти и бессмертии» (1742–1745); «Ключ к таинствам натуры» (1804) — религиозно-мистическое сочинение немецкого
писателя К. Эккартсгаузена (1752–1803).] из которых
делал весьма длинные выписки, но какого рода они были, это никому не было известно; впрочем, он был остряк, цветист в словах и любил, как сам выражался, уснастить речь.
Впрочем, если слово из улицы попало в книгу, не
писатель виноват, виноваты читатели, и прежде всего читатели высшего общества: от них первых не услышишь ни одного порядочного русского слова, а французскими, немецкими и английскими они, пожалуй, наделят в таком количестве, что и не захочешь, и наделят даже с сохранением всех возможных произношений: по-французски в нос и картавя, по-английски произнесут, как следует птице, и даже физиономию
сделают птичью, и даже посмеются над тем, кто не сумеет
сделать птичьей физиономии; а вот только русским ничем не наделят, разве из патриотизма выстроят для себя на даче избу в русском вкусе.
«
Писатель вроде Катина или Никодима Ивановича
сделал бы из этого анекдота жалобный рассказ», — думал он, шагая по окраине города, мимо маленьких, придавленных к земле домиков неизвестно чем и зачем живущей бедноты.
Не зная, что
делать с собою, Клим иногда шел во флигель, к
писателю. Там явились какие-то новые люди: носатая фельдшерица Изаксон; маленький старичок, с глазами, спрятанными за темные очки, то и дело потирал пухлые руки, восклицая:
— Это — что же? Еще одна цензура? — заносчиво, но как будто и смущенно спросил
писатель,
сделав гримасу, вовсе не нужную для того, чтоб поправить пенсне.