Неточные совпадения
Это первое путешествие на своих (отец выслал за мною тарантас с тройкой), остановки, дорожные встречи, леса и поля, житье-бытье крестьян
разных местностей по целым трем губерниям; а потом старинная усадьба, наши мужики с особым тамбовским говором, соседи, их нравы, долгие рассказы отца, его наблюдательность и юмор — все это залегало в память и впоследствии сказалось в том, с чем я выступил уже как
писатель, решивший вопрос своего „призвания“.
Я узнал обо всем этом позднее; но, когда являлся к нему и студентом, и уже профессиональным
писателем, — никак бы не мог подумать, что этот высокоприличный русский джентльмен с такой чопорной манерой держать себя и холодноватым тоном мог быть героем даже и не похождений только, а
разных эротических затей.
Сухово-Кобылин оставался для меня, да и вообще для
писателей и того времени, и позднейших десятилетий — как бы невидимкой, некоторым иксом. Он поселился за границей, жил с иностранкой, занимался во Франции хозяйством и
разными видами скопидомства, а под конец жизни купил виллу в Больё — на Ривьере, по соседству с М.М.Ковалевским, после того как он в своей русской усадьбе совсем погорел.
Несмотря на то что в моей тогдашней политико-социальной"платформе"были пробелы и недочеты, я искренно старался о том, чтобы в журнале все отделы были наполнены. Единственный из тогдашних редакторов толстых журналов, я послал специального корреспондента в Варшаву и Краков во время восстания — Н.В.Берга, считавшегося самым подготовленным нашим
писателем по польскому вопросу. Стоило это, по тогдашним ценам, не дешево и сопряжено было с
разными неприятностями и для редакции и для самого корреспондента.
В моих заграничных экскурсиях и долгих стоянках я не переставал быть русским
писателем. Лондон сыграл немаловажную роль в моем общем развитии в
разных смыслах. Но это вышло ужо в следующем году. А пока он только заохотил меня к дальнейшему знакомству с ним.
Так были мной распределены и те мои знакомства, какие я намечал, когда добывал себе письма в Лондон в
разные сферы. Но, кроме всякого рода экскурсий, я хотел иметь досуги и для чтения, и для работы в Британском музее, библиотека которого оказала мне даже совершенно неожиданную для меня услугу как русскому
писателю.
Нечего греха таить — и среди русских
писателей разных поколений водилась замашка довольно-таки цинического жаргона.
Долго жизнь не давала мне достаточно досугов, но в начале 80-х годов, по поводу приезда в Петербург первой драматической труппы и моего близкого знакомства с молодым польско-русским
писателем графом Р-ским, я стал снова заниматься польским языком, брал даже уроки декламации у режиссера труппы и с тех пор уже не переставал читать польских
писателей; в
разное время брал себе чтецов, когда мне, после потери одного глаза, запрещали читать по вечерам.
Что касается до чина (ибо у нас прежде всего нужно объявить чин), то он был то, что называют вечный титулярный советник, над которым, как известно, натрунились и наострились вдоволь
разные писатели, имеющие похвальное обыкновенье налегать на тех, которые не могут кусаться.
Неточные совпадения
Она порылась в своей опытности: там о второй любви никакого сведения не отыскалось. Вспомнила про авторитеты теток, старых дев,
разных умниц, наконец
писателей, «мыслителей о любви», — со всех сторон слышит неумолимый приговор: «Женщина истинно любит только однажды». И Обломов так изрек свой приговор. Вспомнила о Сонечке, как бы она отозвалась о второй любви, но от приезжих из России слышала, что приятельница ее перешла на третью…
В
разных мирах живут служители культа и теологии, ученые и изобретатели, политические деятели, социальные реформаторы и революционеры,
писатели и деятели искусства, люди деловые, поглощенные хозяйством и т. д.
— Мальчик и
писатель — две
разные вещи! — возразил инспектор-учитель.
Там было человек двенадцать
разного народу — студентов, офицеров, художников; был один
писатель… они все вас знают, Иван Петрович, то есть читали ваши сочинения и много ждут от вас в будущем.
И я вот, по моей кочующей жизни в России и за границей, много был знаком с
разного рода
писателями и художниками, начиная с какого-нибудь провинциального актера до Гете, которому имел честь представляться в качестве русского путешественника, и, признаюсь, в каждом из них замечал что-то особенное, не похожее на нас, грешных, ну, и, кроме того, не говоря об уме (дурака
писателя и артиста я не могу даже себе представить), но, кроме ума, у большей части из них прекрасное и благородное сердце.