Неточные совпадения
Зинин сейчас же познакомил меня с доктором Ханом, впоследствии редактором"Всемирного труда", где я печатал в
конце 60-х годов свой
роман"Жертва вечерняя".
Эти казанские очерки были набросаны до написания комедий. Потом вплоть до
конца 1861 года, когда я приступил прямо к работе над огромным
романом, я не написал ни одной строки в повествовательном роде.
Такой замысел смутил бы теперь даже и не начинающего.
Роман в шестьдесят печатных листов! И с надеждой, почти с уверенностью, что я его доведу до
конца, что его непременно напечатают.
Но с
конца 1873 года я в"Вестнике Европы"прошел в течение 30 лет другую школу, и ни одна моя вещь не попадала в редакцию иначе, как целиком, просмотренная и приготовленная к печати, хотя бы в ней было до 35 листов, как, например, в
романе"Василий Теркин".
В нашей беллетристике до
конца XIX века
роман"В путь-дорогу", по своей программе, бытописательному и интеллигентному содержанию, оставался единственным. Появились в разное время вещи из жизни нашей молодежи, но все это отрывочно, эпизодично.
Как я сказал выше, редактор"Библиотеки"взял
роман по нескольким главам, и он начал печататься с января 1862 года. Первые две части тянулись весь этот год. Я писал его по кускам в несколько глав, всю зиму и весну, до отъезда в Нижний и в деревню; продолжал работу и у себя на хуторе, продолжал ее опять и в Петербурге и довел до
конца вторую часть. Но в январе 1863 года у меня еще не было почти ничего готово из третьей книги — как я называл тогда части моего
романа.
Возьму случай из моего писательства за
конец XIX века. Я уже больше двадцати лет был постоянным сотрудником, как романист, одного толстого журнала. И вот под заглавием большого
романа я поставил в скобках:"Посвящается другу моему Е.П.Л.". И как бы вы думали? Редакция отказалась поставить это посвящение из соображений, которых я до сих не понимаю.
И через такие мытарства
роман"Некуда"проходил до самого
конца, и его печатание задерживалось часто только из-за цензуры.
Необходимо было и продолжать
роман"В путь-дорогу". Он занял еще два целых года, 1863 и 1864, по две книги на год, то есть по двадцати печатных листов ежегодно. Пришлось для выигрыша времени диктовать его и со второй половины 63-го года, и к
концу 64-го. Такая быстрая работа возможна была потому, что материал весь сидел в моей голове и памяти: Казань и Дерпт с прибавкой романических эпизодов из студенческих годов героя.
С Рикуром я долго водил знакомство и, сколько помню, посетил его и после войны и Коммуны. В моем
романе"Солидные добродетели"(где впервые в нашей беллетристике является картина Парижа в
конце 60-х годов) у меня есть фигура профессора декламации в таком типе, каким был Рикур. Точно такого преподавателя я потом не встречал нигде: ни во Франции, ни в других странах, ни у нас.
Центральную сцену в"Обрыве"я читал, сидя также над обрывом, да и весь
роман прочел на воздухе, на разных альпийских вышках. Не столько лица двух героев. Райского и Волохова, сколько женщины: Вера, Марфенька, бабушка, а из второстепенных — няни, учителя гимназии Козлова — до сих пор мечутся предо мною, как живые, а я с тех пор не перечитывал
романа и пишу эти строки как раз 41 год спустя в
конце лета 1910 года.
Я ответил, что я начал как раз
роман и постараюсь высылать его так, чтобы он мог еще быть напечатан к
концу текущего года.
Теперь мне самому плохо верится, что я мог с августа по
конец ноября находить время и энергию, чтобы высылать по частям"оригинал"
романа и позволить редакции напечатать его без перерывов в четырех последних номерах"Отечественных записок".
Меня тяготило и то, что я должен был выполнять свое обещание перед Некрасовым — доставлять части
романа, который довел уже до третьей части, воспользовавшись моими остановками, сначала в Брюсселе в начале сентября, а теперь в Женеве — уже к
концу октября.
Журнал его только что отпечатал
конец моих"Солидных добродетелей"в декабрьской книжке, и
роман — судя по тому, что я слышал, — очень читался.
Я попадал как раз в разгар тогдашнего подъема денежных и промышленных дел и спекуляций, и то, что я по этой части изучил, дало уже мне к
концу года достаточный материал для
романа"Дельцы", который печатался целых два года и захватил книжки"Отечественных записок"с
конца 71-го года до начала 73-го.
Если б моя личная жизнь после встречи с С.А.Зборжевской не получила уже другого содержания, введя меня в воздух интимных чувств, которого я много лет был совершенно лишен, я бы имел больше времени для работы романиста и мои"Дельцы"не затянулись бы так, что я и через год, когда с января 1872 года
роман стал появляться в"Отечественных записках", не довел его еще далеко до
конца и, больной, уехал в ноябре месяце за границу.
Неточные совпадения
Пред ним встала картина, напомнившая заседание масонов в скучном
романе Писемского: посреди большой комнаты, вокруг овального стола под опаловым шаром лампы сидело человек восемь; в
конце стола — патрон, рядом с ним — белогрудый, накрахмаленный Прейс, а по другую сторону — Кутузов в тужурке инженера путей сообщения.
— Да-с, — говорил он, — пошли в дело пистолеты. Слышали вы о тройном самоубийстве в Ямбурге? Студент, курсистка и офицер. Офицер, — повторил он, подчеркнув. — Понимаю это не как
роман, а как романтизм. И — за ними — еще студент в Симферополе тоже пулю в голову себе. На двух
концах России…
«Что я теперь буду делать с
романом? — размышлял он, — хотел закончить, а вот теперь в сторону бросило, и опять не видать
конца!»
— Прощайте, Вера, вы не любите меня, вы следите за мной, как шпион, ловите слова, делаете выводы… И вот, всякий раз, как мы наедине, вы — или спорите, или пытаете меня, — а на пункте счастья мы все там же, где были… Любите Райского: вот вам задача! Из него, как из куклы, будете делать что хотите, наряжать во все бабушкины отрепья или делать из него каждый день нового героя
романа, и этому
конца не будет. А мне некогда, у меня есть дела…
Жаль, что ей понадобилась комедия, в которой нужны и начало и
конец, и завязка и развязка, а если б она писала
роман, то, может быть, и не бросила бы.