У Герцена была такая же привычка прохаживаться насчет Тургенева,
как у другого его приятеля, Григоровича, который и до смерти, и после смерти Тургенева был неистощим в анекдотах и юмористических определениях натуры и характера Ивана Сергеевича. Но с Григоровичем можно было и до смерти сохранять внешнее приятельство, а с такой личностью, как Герцен, принципиальнаярознь должна была рано или поздно всплыть наверх, что и случилось.
Неточные совпадения
Как заезжие провинциалы, мы днем обозревали разные достопримечательности, начиная с Эрмитажа, а вечером я побывал во всех театрах. Один из моих спутников уже слег и помещен был в больницу —
у него открылся тиф, а
другой менее интересовался театрами.
Эротические нравы стояли совсем на
другом уровне. И в этом давали тон немцы. Одна корпорация (Рижское братство) славилась особенным,
как бы обязательным, целомудрием. Про нее русские бурши любили рассказывать смешные анекдоты — о том,
как"рижане"будто бы шпионили по этой части
друг друга, ловили товарищей
у мамзелей зазорного поведения.
Здесь я брал уроки английского языка
у одной из княжон, читал с ней Шекспира и Гейне, музицировал с
другими сестрами, ставил пьесы, играл в них
как главный режиссер и актер, читал свои критические этюды, отдельные акты моих пьес и очерки казанской жизни, вошедшие потом в роман"В путь-дорогу".
И он был типичный москвич, но из
другого мира — барски-интеллигентного, одевался франтовато, жил холостяком в квартире с изящной обстановкой, любил поговорить о литературе (и сам к этому времени стал пробовать себя
как сценический автор), покучивал, но не так,
как бытовики, имел когда-то большой успех
у женщин.
Мы с ним ладили все время, пока я лично занимался возней с цензурой. Он многое пропускал, что
у другого бы погибло. Но даже когда и отказывался что-либо подписать, то обращал вас к своему свояку, и я помню, что раз корректуру, отмеченную во многих местах красным карандашом, сенатор подмахнул с таким жестом,
как будто он рисковал своей головой.
Как публицист он и"Библиотеке"не мог придавать блеска и по всему своему складу держался всегда корректного тона, гораздо умереннее своих политических принципов. Был он и хороший переводчик.
У нас он переводил начало романа Диккенса"Наш общий
друг".
С Рикуром я долго водил знакомство и, сколько помню, посетил его и после войны и Коммуны. В моем романе"Солидные добродетели"(где впервые в нашей беллетристике является картина Парижа в конце 60-х годов)
у меня есть фигура профессора декламации в таком типе,
каким был Рикур. Точно такого преподавателя я потом не встречал нигде: ни во Франции, ни в
других странах, ни
у нас.
У Корша я стал писать
как постоянный сотрудник с следующего сезона 68-го года, когда я перебрался на
другой берег Сены и поселился поблизости от Бульваров, в Rue Lepeletier, наискосок старой (сгоревшей) Оперы.
Я уже говорил,
какую изумительно трудовую жизнь вел этот мудрец. Каждый день одна только работа над словарем французского языка брала
у него по восьми часов, а остальные восемь он методически распределял между
другими занятиями.
— Оттого, — сказал он, —
у вас в словах,
как трт (торт), вран, врата и
других, вставлена везде гласная"о".
Это был псаломщик. Он мне чрезвычайно обрадовался и стал сейчас же изливаться,
как ему здесь тоскливо; взялся передать мои бумаги г. Калошину,
у которого я и был на
другой день.
В Вене я надеялся попасть на
другой"корм"и вообще пожить с гораздо большим досугом,
как у нас говорится — "с прохладцей".
В литературном мире
у меня было когда-то много знакомого народа, но ни одного настоящего
друга или школьного товарища. Из бывших сотрудников"Библиотеки"Лесков очутился в числе кредиторов журнала, Воскобойников работал в"Московских ведомостях"
у Каткова, Эдельсон умер, бывший
у меня секретарем товарищ мой Венский практиковал в провинции
как врач после довершения своей подготовки на курсах для врачей и получения докторской степени.
Была
у меня и
другая мимолетная встреча на Kazthi-rerstrasse с коротеньким разговором, который в моей интимной жизни сыграл роль гораздо более серьезную, чем я мог бы вообразить себе. Каких-то два господина ехали в карете, и один из них, приказав"фиакру"(так в Вене называют извозчиков) остановиться, стал громко звать меня...
В разговоре она не мечтает и не умничает: у ней, кажется, проведена в голове строгая черта, за которую ум не переходил никогда. По всему видно было, что чувство, всякая симпатия, не исключая и любви, входят или входили в ее жизнь наравне с прочими элементами, тогда
как у других женщин сразу увидишь, что любовь, если не на деле, то на словах, участвует во всех вопросах жизни и что все остальное входит стороной, настолько, насколько остается простора от любви.
Неточные совпадения
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на
другом каком языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда кто заболел, которого дня и числа… Нехорошо, что
у вас больные такой крепкий табак курят, что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
Анна Андреевна.
У тебя вечно какой-то сквозной ветер разгуливает в голове; ты берешь пример с дочерей Ляпкина-Тяпкина. Что тебе глядеть на них? не нужно тебе глядеть на них. Тебе есть примеры
другие — перед тобою мать твоя. Вот
каким примерам ты должна следовать.
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот посмотрим,
как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть
у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в
какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с
другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Есть против этого средства, если уж это действительно,
как он говорит,
у него природный запах: можно ему посоветовать есть лук, или чеснок, или что-нибудь
другое.
Хлестаков. Да что? мне нет никакого дела до них. (В размышлении.)Я не знаю, однако ж, зачем вы говорите о злодеях или о какой-то унтер-офицерской вдове… Унтер-офицерская жена совсем
другое, а меня вы не смеете высечь, до этого вам далеко… Вот еще! смотри ты
какой!.. Я заплачу, заплачу деньги, но
у меня теперь нет. Я потому и сижу здесь, что
у меня нет ни копейки.