Неточные совпадения
Его речи отличались своим громадным деловым содержанием и колоссальными размерами. Раз при мне он говорил около трех часов без перерыва, а был уже в те годы"старцем"в полном смысле. Но его, также южные, стойкость и юркость делали
из него неутомимейшего борца за буржуазную свободу во вкусе Июльской монархии. Убежденным республиканцем он, я думаю, никогда не был, даже тогда, когда сделался президентом Третьей
республики.
Тогдашнее студенчество, состоявшее почти сплошь
из французов, более веселилось и"прожигало"жизнь, чем училось. Политикой оно занималось мало, и за несколько лет моего житья в Париже я не видал ни одной сколько-нибудь серьезной студенческой манифестации. Оно и не было совсем сплочено между собою. Тот студенческий"Союз", который образовался при Третьей
республике, еще не существовал. Не было намека и на какие-нибудь"корпорации", вроде немецких.
Совсем не то надеялся я найти у его соперника по Февральской
республике Луи Блана. Тот изучил английскую жизнь и постоянно писал корреспонденции и целые этюды в газету"Temps",
из которых и составил очень интересную книгу об Англии за 50-е и 60-е года, дополняющую во многом"Письма"Тэна об Англии.
И везде, где я находил войска, чувствовалась большая растерянность. Солдаты
из"мобилен", офицеры совсем не внушительного вида, настроение местных жителей — все это не внушало никакого доверия, и за бедную Французскую
республику было обидно и больно.
Как я сейчас сказал, в это время меня не было в России. И в Париже (откуда я уехал после смерти Герцена в январе 1870 года) я не мог еще видеть Лаврова. Дальнейшее наше знакомство относится к тем годам Третьей
республики, когда Лавров уже занял в Париже как вожак одной
из революционных групп видное место после того, как он издавал журналы и сделал всем характером своей пропаганды окончательно невозможным возвращение на родину.
Неточные совпадения
Сечь состояла
из шестидесяти с лишком куреней, которые очень походили на отдельные, независимые
республики, а еще более походили на школу и бурсу детей, живущих на всем готовом.
Здесь были все бурсаки, не вытерпевшие академических лоз и не вынесшие
из школы ни одной буквы; но вместе с ними здесь были и те, которые знали, что такое Гораций, Цицерон и Римская
республика.
Он представил себя богатым, живущим где-то в маленькой уютной стране, может быть, в одной
из республик Южной Америки или — как доктор Руссель — на островах Гаити. Он знает столько слов чужого языка, сколько необходимо знать их для неизбежного общения с туземцами. Нет надобности говорить обо всем и так много, как это принято в России. У него обширная библиотека, он выписывает наиболее интересные русские книги и пишет свою книгу.
— Да, так. Вы — патриот, вы резко осуждаете пораженцев. Я вас очень понимаю: вы работаете в банке, вы — будущий директор и даже возможный министр финансов будущей российской
республики. У вас — имеется что защищать. Я, как вам известно, сын трактирщика. Разумеется, так же как вы и всякий другой гражданин славного отечества нашего, я не лишен права открыть еще один трактир или дом терпимости. Но — я ничего не хочу открывать. Я — человек, который выпал
из общества, — понимаете? Выпал
из общества.
И что же они подвергнули суду всех голосов при современном состоянии общества? Вопрос о существовании
республики. Они хотели ее убить народом, сделать
из нее пустое слово, потому что они не любили ее. Кто уважает истину — пойдет ли тот спрашивать мнение встречного-поперечного? Что, если б Колумб или Коперник пустили Америку и движение земли на голоса?