Неточные совпадения
Русских ямщиков сменили тяжелые, закутанные
фигуры эстов, которым надо было кричать: «Кууле! Рутту!» (Слушай!
Живей!) Вместо тройки — пара в дышло и сани в виде лодки.
Гораздо сильнее заинтересовал он постановкой своей большой драматической хроники"Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский", которая и шла в сезон 71–72 года. Самозванца играл Монахов, Шуйского — Павел Васильев. Монахов задумал Самозванца умно и держался очень своеобразного тона ополяченного авантюриста, делал
фигуру лжецаря интересной и
живой.
Красивым его лицо нельзя было назвать, но я редко видал более характерную голову с такой своеобразной,
живой физиономией, с острыми и блестящими глазами, с очертаниями насмешливого рта, с этим лбом и седеющей шевелюрой. Скульптор Забелло сумел схватить посадку головы и всю
фигуру со сложенными на груди руками в статуе, находящейся на кладбище в Ницце, только, как это вышло и на памятнике Пушкина в Москве, Герцен кажется выше ростом. Он был немного ниже среднего роста, не тучной, но плотной
фигуры.
Ему хотелось бы рисовать ее бескорыстно, как артисту, без себя, вот как бы нарисовал он, например, бабушку. Фантазия услужливо рисовала ее во всей старческой красоте: и выходила
живая фигура, которую он наблюдал покойно, объективно.
Неточные совпадения
Фигура вдруг из мертвой, выдуманной стала
живая и такая, которой нельзя уже было изменить.
Казалось, что чем дальше уходит архиерей и десятки неуклюжих
фигур в ризах, — тем более плотным становится этот
живой поток золота, как бы увлекая за собою всю силу солнца, весь блеск его лучей.
Райский знал и это и не лукавил даже перед собой, а хотел только утомить чем-нибудь невыносимую боль, то есть не вдруг удаляться от этих мест и не класть сразу непреодолимой дали между ею и собою, чтобы не вдруг оборвался этот нерв, которым он так связан был и с
живой, полной прелести, стройной и нежной
фигурой Веры, и с воплотившимся в ней его идеалом, живущим в ее образе вопреки таинственности ее поступков, вопреки его подозрениям в ее страсти к кому-то, вопреки, наконец, его грубым предположениям в ее женской распущенности, в ее отношениях… к Тушину, в котором он более всех подозревал ее героя.
Фигура женщины яснее и яснее оживала в памяти, как будто она вставала в эти минуты из могилы и являлась точно
живая.
«Да, долго еще до прогресса! — думал Райский, слушая раздававшиеся ему вслед детские голоса и проходя в пятый раз по одним и тем же улицам и опять не встречая
живой души. — Что за
фигуры, что за нравы, какие явления! Все, все годятся в роман: все эти штрихи, оттенки, обстановка — перлы для кисти! Каков-то Леонтий: изменился или все тот же ученый, но недогадливый младенец? Он — тоже находка для художника!»