Неточные совпадения
Этим, думается мне, грешат почти все воспоминания, за исключением уже самых безобидных, сшитых из пестрых лоскутков, без плана, без ценного содержания.
То, что я предлагаю читателю здесь, почти исключительно русскиевоспоминания. Своих заграничных испытаний,
впечатлений, встреч, отношений к тамошней интеллигенции, за целых тридцать с лишком лет, я в подробностях касаться не буду.
Всегда они говорили о них в добродушном тоне, рассказывая нам про свои первые сценические
впечатления, про
те времена, когда главная актриса (при мне уже старуха) Пиунова (бабушка впоследствии известной актрисы) играла все трагические роли в белом канифасовом платье и в красном шерстяном платке, в виде мантии.
Нас рано стали возить в театр. Тогда все почти дома в городе были абонированы. В театре зимой сидели в шубах и салопах, дамы в капорах.
Впечатления сцены в
том, кому суждено быть писателем, — самые трепетные и сложные. Они влекут к
тому, что впоследствии развернется перед тобою как бесконечная область творчества; они обогащают душу мальчика все новыми и новыми эмоциями. Для болезненно-нервных детей это вредно; но для более нормальных это — великое бродило развития.
С Бутлеровым у нас с двумя моими товарищами по работе, Венским и Х-ковым (он теперь губернский предводитель дворянства, единственный в своем роде, потому что вышел из купцов), сложились прекрасные отношения. Он любил поболтать с нами, говорил о замыслах своих работ, шутил, делился даже
впечатлениями от прочитанных беллетристических произведений. В
ту зиму он ездил в Москву сдавать экзамен на доктора химии (и физики, как тогда было обязательно) и часто повторял мне...
Мое
впечатление от петербуржцев средней руки, от
той массы, где преобладал чиновник холостой и семейный, сразу дало верную ноту на десятки лет вперед. И теперь приличная петербургская толпа в общих чертах —
та же. Но она сделалась понервнее от огромного наплыва в последние годы молодежи — студентов, студенток, профессиональных женщин и"интеллигентного разночинца".
Русские в Дерпте, вне студенческой сферы, держались, как всегда и везде — скорее разрозненно. И только в последние два года моего житья несколько семейств из светско-дворянского общества делали у себя приемы и сближались с немецкими"каксами". Об этом я поговорю особо, когда перейду к итогам
тех знакомств и
впечатлений, через какие я прошел, как молодой человек, вне университета.
Петербургу принадлежит знаменательная доля
впечатлений за последние дерптские годы и до
того момента, когда я приступил к первой серьезной литературной вещи.
Поддерживал я знакомство и с Васильевским островом. В университет я редко заглядывал, потому что никто меня из профессоров особенно не привлекал: а время у меня было и без
того нарасхват. Явился я к декану, Горлову, попросить указаний для моего экзамена, и его маленькая, курьезная фигурка в халате оставила во мне скорее комическое
впечатление.
Первое мое
впечатление было такое: из леса, которым мы ехали довольно долго, мы попали прямо против длинного деревенского"порядка" — больше все из новых изб. Незадолго перед
тем Обуховка наполовину выгорела.
Как бы"зачарованный"этим нежданным
впечатлением, я нашел и в Малом театре
то, чего в Петербурге (за исключением игры Васильева и Линской) ни минуты не испытывал: совсем другое отношение и к автору, и к его пьесе, прекрасный бытовой тон, гораздо больше ладу и товарищеского настроения в самой труппе.
Я ему предложил записать свои парижские
впечатления, и он выполнил эту работу бойко и занимательно. Русских парижан он разделил на два лагеря:"елисеевцы",
то есть баре, селившиеся в Елисейских полях, и"латинцы",
то есть молодежь и беднота Латинского квартала.
"Некуда"сыграло почти такую же роль в судьбе"Библиотеки", как фельетон Камня Виногорова (П.И.Вейнберга) о г-же Толмачевой в судьбе его журнала «Век», но с
той разницей, что
впечатление от романа накапливалось целый год и, весьма вероятно, повлияло уже на подписку 1865 года. Всего же больше повредило оно мне лично, не только как редактору, но и как писателю вообще, что продолжалось очень долго, по крайней мере до наступления 70-х годов.
В
тот вечер он не произвел на меня
впечатления мистика и неврастеника, говорил очень толково, на деловую
тему, своим тихим, нутряным и немножко как бы надорванным голосом.
Никогда, даже и в студенческое время, я не жил так молодо, содержательно, с такой хорошей смесью уединения, дум, чтений и
впечатлений от «столицы мира», которыми я не злоупотреблял, почему все, что я видел «по
ту сторону реки», делалось гораздо ярче и ценнее: начиная с хранилищ искусства и памятников архитектуры, кончая всякими зрелищами, серьезными или дурачливыми.
Да и в мировой юстиции, особенно в City (где судьи из альдерманов,
то есть из членов городской управы), бесплодность уголовных репрессий в мире воров и мошенников принимала на ваших глазах гомерические размеры. Когда масса так испорчена нищетой и заброшенностью, наказания, налагаемые мировыми судьями, производят трагикомическое
впечатление. Я довольно насмотрелся на сцены у альдерманов и у судей других частей Лондона, чтобы быть такого именно мнения.
За каких-нибудь три месяца в моей душе перебывало множество всяких
впечатлений, идей, итогов, обобщений, проблем и дилемм, вызывающих
тот или иной ответ.
В наружности и тоне Тургенева я не нашел разницы с
тем впечатлением, какое вынес четыре года перед
тем, когда был у него, в Hotel de France, в первый раз в Петербурге.
Та же крупная фигура, еще бодрая и прямая,
та же преждевременная серебристая седина,
та же элегантность домашнего костюма.
В своих пьесах и статьях тогдашний Дюма, несомненно, производил
впечатление умного и думающего человека, но думающего довольно однобоко, хотя, по
тому времени, довольно радикально, на
тему разных моральных предрассудков. Ему, как незаконному сыну своего отца (впоследствии только узаконенному),
тема побочных детей всегда была близка к сердцу. И он искренно возмущался
тем, что французский закон запрещает устанавливать отцовство"чем и поблажает беспутству мужчин-соблазнителей.
Уже по дороге с вокзала до дома, где жила синьора Ортис, я сразу увидал, что Мадрид — совсем не типичный испанский город, хотя и достаточно старый. Вероятно, он теперь получил еще более"общеевропейскую"физиономию — нечто вроде большого французского города, без
той печати, какая лежит на таких городах, как Венеция, Флоренция, Рим, а в Испании — андалузские города. И это
впечатление так и осталось за все время нашего житья.
То же
впечатление этот спор произвел и на Е.И.Рагозина, и я помню, что мы, выйдя в другую комнату, обменялись нашим
впечатлением именно в этом смысле.
Все это так, но
впечатление было все-таки же довольно жуткое. Вокруг себя Герцен не мог не чувствовать пустоты, и после кризиса, пережитого"Колоколом", он уже видел, что прежний Герцен для большой русской публики перестал быть
тем, чем был в Лондоне и из Лондона.
Обедал я где-то за рекой, в недорогом трактирчике, с Наке и несколькими молодыми людьми из
тех, каких Тур называл"господами из правительства", и их беседа произвела на меня жуткое
впечатление — так все это было и юно, и пусто, и даже малоопрятно по части врагов. Все время говорили взапуски о местных кокотках и о
тех притонах, где эти messieurs du gouvernement проводили свои вечера и ночи.
Возвращение в Россию было полно
впечатлений туриста в таких городах, как Турин, Милан, Венеция, Триест, а молодость делала
то, что я легко выносил все эти переезды зимой с холодными комнатами отелей и даже настоящим русским снегом в Турине и Вене, где я не стал заживаться, а только прибавил кое-что к своему туалету и купил себе шубку, в которой мне было весьма прохладно, когда я добрался до русской границы и стал колесить по нашим провинциальным дорогам.
Отечество встретило меня своей подлинной стихией, и
впечатление тамбовских хат, занесенных снегом, имевших вид хлевов, было самое жуткое… но все-таки"сердцу милое". Вставали в памяти картины
той же деревенской жизни летом, когда я, студентом, каждый год проводил часть своих вакаций у отца.
И
впечатление от их игры было
тем сильнее, что они играли в тесном, бедно отделанном театре, с такой же бедной обстановкой, с допотопными кулисами вместо"павильонов".
Мое общее
впечатление было такое: он и тогда не играл такой роли, как Герцен в годы"Колокола", и его"платформа"не была такой, чтобы объединять в одно целое массу революционной молодежи. К марксизму он относился самостоятельно, анархии не проповедовал; а главное, в нем самом не было чего-то, что дает агитаторам и вероучителям особую силу и привлекательность, не было даже и
того, чем брал хотя бы Бакунин.