Неточные совпадения
Тогда в моде была «Семирамида» Россини, где часто действуют трубы и тромбоны. Соллогуб, прощаясь с своим хозяином, большим обжорой (тот и умер, объевшись мороженого), пожелал, чтобы ему «семирамидалось легко». И весь Нижний
стал распевать его куплеты, где описывается такой «казус»: как он внезапно влюбился в невесту, зайдя случайно в церковь на светскую свадьбу. Дядя выучил меня этим куплетам, и мы распевали юмористические вирши
автора «Тарантаса», где была такая строфа...
В это время он ушел в предшественников Шекспира, в изучение этюдов Тэна о староанглийском театре. И я
стал упрашивать его разработать эту тему, остановившись на самом крупном из предтеч Шекспира — Кристофере Марло. Язык
автора мы и очищали целую почти зиму от чересчур нерусских особенностей. Эту
статью я повез в Петербург уже как
автор первой моей комедии и был особенно рад, что мне удалось поместить ее в"Русском слове".
Жаловаться, затевать историю я не
стал, и труд мой, доведенный мною почти до конца второй части — так и погиб"во цвете лет", в таком же возрасте, в каком находился и сам
автор. Мне тогда было не больше двадцати двух лет.
О"Дворянском гнезде"я даже написал небольшую
статью для прочтения и в нашем кружке, и в гостиной Карлова, у Дондуковых. Настроение этой вещи, мистика Лизы, многое, что отзывалось якобы недостаточным свободомыслием
автора, вызывали во мне недовольство. Художественная прелесть повести не так на меня действовала тогда, как замысел и тон, и отдельные сцены"Накануне".
Я не
стану напирать на то, что он оценил
автора «Однодворца» и «Ребенка».
Никто меня так и не свел в редакцию"Современника". Я не имел ничего против направления этого журнала в общем и
статьями Добролюбова зачитывался еще в Дерпте. Читал с интересом и «Очерки гоголевского периода» там же, кажется, еще не зная, что
автор их Чернышевский, уже первая сила «Современника» к половине 50-х годов.
Разовая плата поощряла актеров в вашей пьесе, и первые сюжеты не отказывались участвовать, а что еще выгоднее, в сезоне надо было поставить до двадцати (и больше) пьес в четырех и пяти действиях;
стало быть, каждый бенефициант и каждая бенефициантка сами усердно искали пьес, и вряд ли одна мало-мальски сносная пьеса (хотя бы и совершенно неизвестного
автора) могла проваляться под сукном.
Впервые испытал я приятное щекотанье авторского"я", когда меня
стали вызывать. Тогда
авторы показывались из директорской ложи. Мне был поднесен даже лавровый венок, что сконфузило меня самого. Такое подношение явилось чересчур поспешным и отзывалось слишком дешевыми лаврами. Поусердствовала, кажется, одна моя тетушка и была виновницей карикатуры в"Искре", где прошлись насчет моих ранних трофеев.
И он был типичный москвич, но из другого мира — барски-интеллигентного, одевался франтовато, жил холостяком в квартире с изящной обстановкой, любил поговорить о литературе (и сам к этому времени
стал пробовать себя как сценический
автор), покучивал, но не так, как бытовики, имел когда-то большой успех у женщин.
И еще позднее
автор"Бесов"не только заставил себе все простить, а под конец жизни
стал как бы своего рода вероучителем, и его похороны показали, как он был популярен во всяких сферах и классах русского общества.
"Библиотека"почти не участвовала в этом ругательном хоре. Критиком ее был Еф. Зарин, который, правда, вступал в полемику с самим Чернышевским. Но все-таки отличились"передовые"журналы. И то, что в"Свистке"Добролюбова было остроумно, молодо, игриво, то теперь
стало тяжело, грубо и бранно.
Автора"Темного царства"заменил в"Современнике"тот критик, который в начале 1862 года отличился своей знаменитой рецензией на"Отцов и детей".
Автор"Свадьбы Кречинского"только с начала 60-х годов
стал показываться в петербургском свете.
В литературной критике и публицистике самую яркую ноту взял Писарев, тотчас после Добролюбова, но он и сравнительно с
автором статьи"Темное царство"был уже разрушитель и упразднитель более нового типа.
Еще менее отлиняли на меня и тогда и позднее — манера, тон и язык Гончарова или Достоевского.
Автора"Мертвого дома"я
стал читать как следует только в Петербурге и могу откровенно сказать, что весь пошиб его писательства меня не только не захватывал, но и не давал мне никакого чисто эстетического удовлетворения.
Но Телепнева нельзя отождествлять с
автором. У меня не было его романической истории в гимназии, ни романа с казанской барыней, и только дерптская влюбленность в молодую девушку дана жизнью. Все остальное создано моим воображением, не говоря уже о том, что я, студентом, не был богатым человеком, а жил на весьма скромное содержание и с 1856 года
стал уже зарабатывать научными переводами.
Тогда все редакторы — самые опытные, как, например, Некрасов, — не требовали от
авторов, чтобы вся вещь была приготовлена к печати. Так и я
стал печатать"Некуда", когда Лесков доставил мне несколько глав на одну, много на две книжки.
Он высказывался так обо мне в одной
статье о беллетристике незадолго до своей смерти. Я помню, что он еще в редакции"Библиотеки для чтения", когда печатался мой"В путь-дорогу", не раз сочувственно отзывался о моем"письме". В той же
статье, о какой я сейчас упомянул, он считает меня в особенности выдающимся как"новеллист", то есть как
автор повестей и рассказов.
Так или иначе, но мне как редактору"Библиотеки"нечего,
стало быть, сожалеть, что я дал главный ход
автору"Некуда", хотя он так и повредил журналу этой вещью.
В"Библиотеку"он явился после своей первой поездки за границу и много рассказывал про Париж, порядки Второй империи и тогдашний полицейский режим. Дальше заметок и небольших
статей он у нас не пошел и, по тогдашнему настроению, в очень либеральном тоне. Мне он тогда казался более стоящим интереса, и по истории русской словесности у него были уже порядочные познания. Он был уже
автором этюда о Веневитинове.
Одна из пущенных мною в 1865 году передовых
статей"Библиотеки"(которые появлялись всегда без подписей
авторов) была написана им.
Так я обставил свой заработок в ожидании того, что буду писать как беллетрист и
автор более крупных журнальных
статей. Но прямых связей с тогдашними петербургскими толстыми журналами у меня еще не было.
О Каткове и о Николае Милютине он меня не особенно много расспрашивал; но когда мы пошли от Сарсе пешком по направлению к Палате, Гамбетта
стал сейчас же говорить как радикал с республиканскими идеалами и как сторонник тогдашней парламентской оппозиции, где значилось всего-то человек семь-восемь, и притом всяких платформ — от легитимиста Беррье до республиканцев Жюля Фавра, Жюля Симона и Гарнье-Пажеса,
автора книги о февральской революции.
Даже в тогдашнем Петербурге его знали мало, а если и знали, то как писателя, беллетриста и
автора литературных
статей, а не как политического агитатора.
Раньше, еще в Дерпте, я
стал читать его
статьи в"Библиотеке для чтения", все по философским вопросам. Он считался тогда"гегельянцем", и я никак не воображал, что
автор их — артиллерийский полковник, читавший в Михайловской академии механику. Появились потом его
статьи и в"Отечественных записках"Краевского, но в"Современнике"он не писал, и даже позднее, когда я с ним ближе познакомился, уже в начале 60-х годов, не считался вовсе"нигилистом"и еще менее тайным революционером.
Неточные совпадения
Стародум. Фенелона?
Автора Телемака? Хорошо. Я не знаю твоей книжки, однако читай ее, читай. Кто написал Телемака, тот пером своим нравов развращать не
станет. Я боюсь для вас нынешних мудрецов. Мне случилось читать из них все то, что переведено по-русски. Они, правда, искореняют сильно предрассудки, да воротят с корню добродетель. Сядем. (Оба сели.) Мое сердечное желание видеть тебя столько счастливу, сколько в свете быть возможно.
Вронскому было сначала неловко за то, что он не знал и первой
статьи о Двух Началах, про которую ему говорил
автор как про что-то известное.
Несмотря на совершенное презрение свое к
автору, Сергей Иванович с совершенным уважением приступил к чтению
статьи.
Статья была ужасна.
Но мы
стали говорить довольно громко, позабыв, что герой наш, спавший во все время рассказа его повести, уже проснулся и легко может услышать так часто повторяемую свою фамилию. Он же человек обидчивый и недоволен, если о нем изъясняются неуважительно. Читателю сполагоря, рассердится ли на него Чичиков или нет, но что до
автора, то он ни в каком случае не должен ссориться с своим героем: еще не мало пути и дороги придется им пройти вдвоем рука в руку; две большие части впереди — это не безделица.
Какое ни придумай имя, уж непременно найдется в каком-нибудь углу нашего государства, благо велико, кто-нибудь, носящий его, и непременно рассердится не на живот, а на смерть,
станет говорить, что
автор нарочно приезжал секретно, с тем чтобы выведать все, что он такое сам, и в каком тулупчике ходит, и к какой Аграфене Ивановне наведывается, и что любит покушать.