Неточные совпадения
— А испытания какие Господь посылал на Кладенец…
Татарский погром обрушился на наш край
после разорения Владимира на Клязьме… Пришла гибель Кладенцу. Его князь один из немногих не пал духом и пошел на врагов и погиб в рядах своей рати… Шутка сказать, когда это было: пятьсот с лишком лет назад… И хан Берку чуть опять не истребил нашего города, и царевич
татарский Драшна грозил ему огнем и мечом!
— Как видите, стоим все на том же месте, куда и достославный угодник земли русской, князь Александр Ярославич Невский, приходил на поклон иконе Пресвятой Девы… И
после ига
татарского, и
после упразднения стола князей кладенецких обитель наша под охраною Владычицы не оскудевала… Чт/о сталось с татарами?
Пошел ты из своей родины, изо Твери, от святого Спаса златоверхого, с его милостью, от великого князя Михаилы Борисовича и от владыки Геннадия; потом поплыл Волгою, в Калязине взял благословение у игумена Макария; в Нижнем Новгороде ждал
татарского посла, что ехал восвояси от нашего великого князя Ивана с кречетами; тут же пристали к вам наши русские, что шли по-твоему в дальнюю сторону, и с ними потянул ты Волгою.
Неточные совпадения
— Наконец, уже в исходе сентября (через шесть недель
после начала учения) маленькая
татарская фигурка Ибрагимова, прошед несколько раз по длинному классу с тетрадкою в руке, вместо обыкновенной диктовки вдруг приблизилась к отдельным скамьям новых учеников.
После того, насмотревшись на голландские и английские корабли, Петр, по собственным словам его, всю мысль свою уклонил для строения флота, и «когда за обиды
татарские учинилась осада Азова, и потом оный счистливо взят, по неизменному своему желанию не стерпел долго думать о том, — скоро за дело принялся» (Устрялов, том II, приложение I, стр. 400).
— Летописцы были и все записали. Первый-то был тот самый игумен, которого Иван Грозный с колоколом утопил. Ионой Шелудяком назывался. У него про
татарскую стрелу и было записано. Потом был летописец, тоже игумен, Иакинф Болящий. Он про Грозного описал… А
после Грозного в Бобыльске объявился самозванец Якуня и за свое предерзостное воровство был повешен жалостливым образом.
С Асей К Морю дробилось на гравий, со старшей сестрой Валерией, море знавшей по Крыму, превращалось в
татарские туфли — и дачи — и глицинии — в скалу Деву и в скалу Монах, во все что угодно превращалось — кроме самого себя, и от моего моря
после таких «давай помечтаем» не оставалось ничего, кроме моего тоскливого неузнавания.
У деревень существует легенда, что под этой каменной грудой покоится тело какого-то
татарского хана, боявшегося, чтобы
после его смерти враги не надругались над его прахом, а потому и завещавшего взвалить на себя гору камня.