Неточные совпадения
Слова он,
кажется, произносил не совсем верно, но он их так заучил с детства, да и она так же. Но что бы они ни пели, как бы ни выговаривали слов, их голоса стремительно сливались, на душе их был праздник. И она, и он забыли тут, где они, кто они; потом она ему признавалась, что муж, дом — совсем выскочили у нее из
головы, а у него явилось безумное желание схватить ее, увлечь с собой и плыть неизвестно куда…
Глаза ее все темнели, блеск пропал; она сидела с опущенной
головой, и щеки
казались совсем матовыми.
Голова работала днем и ночью. Жажда покончить с собою все росла и переходила в ежеминутную заботу. Выздоровление шло от этого туго: опять
показалось кровохарканье, температура поднялась, ночью случался бред. Он страшно похудел; но ему было все равно, — только бы уйти «от жизни».
Он поднял
голову и пристально поглядел на Усатина. Собственные слова не
показались ему рисовкой. Ведь он души своей одному делечеству не продавал. Еще у него много жизни впереди. Когда будет ворочать миллионами, он покажет, что не для одного себя набивал он мошну.
Звук дошел до Калерии. Она выпрямилась, подняла
голову, увидала его, немножко,
кажется, встрепенулась, но потом ласково поклонилась и никакого смущения не выказала.
«Пора уходить», — спохватился гость, взглянув украдкой на часы. Аршаулов начал заметно слабеть; попросил даже позволения прилечь на кушетке.
Голова старушки уже раза два
показывалась в полуотворенную дверь.
— Какой ты птенец, Саня! У тебя в
голове,
кажется, нет никаких собственных мыслей.
Вот она опять за столом. Тетя рассаживается на диване, облокотившись о подушку. Над ней закоптелая картина — Юдифь с
головой Олоферна. Но эта страшная
голова казалась ей забавной… И у Юдифи такой смешной нос. В окнах — клетки. У тети целых шесть канареек. Они, как только заслышат разговор, чуть кто стукнет тарелкой или рюмкой, принимаются петь одна другой задорнее. Но никому они не мешают. У Сани, под этот птичий концерт, еще скорее зашумит в
голове от сливянки.
Сане не хочется подпевать. Она откинулась на спинку стула. Ее левая рука совсем во власти Николая Никанорыча. Он подносит ее высоко к своим губам и целует. Это заставило ее выпрямиться, а потом нагнуть
голову.
Кажется, она его поцеловала в щеку… так прямо, при тетке. Но будь они одни, она бы схватила его за
голову и расцеловала бы. Сердит и страшен Говор волн… разливается тетка, и голос ее замирает на последнем двустишии: Прости, мой друг! Лети, мой челн!
Глаза его с тихой улыбкой любовались ее
головой и станом, и он хотел бы поговорить с ней как можно мягче, поскорее вызвать в ней искренность Ему ее тетки, отец, этот шустрый и плутоватый таксатор весьма и весьма не нравились, и она среди них
казалась ему горлинкой в гнезде воронов или нетопырей.
Это его задело. Он поднял
голову, строже взглянул на нее, и она ему
показалась жалка уже на другой лад. Что же из того, что она не может жить без него? Как же ему быть со своим сердцем?.. Любви к ней нет… Ваять ее к себе в любовницы потому только, что она красива, что в ней темперамент есть, он не позволит себе этого… Прежде, быть может, и пошел бы на такую сделку, но не теперь.
— Я бы внес, — выговорил обидчиво Черносошный и поднял высоко
голову, — но у меня таких денег нет… Вы это прекрасно знаете, Василий Иваныч. Во всяком случае, товарищ ваш осрамлен. Простая жалость должна бы,
кажется… Тем более что вы при свидании обошлись с ним жестковато. Не скрою… он мне жаловался. Следственно, ему обращаться к вам с просьбою — слишком чувствительно. Но всякий поймет… всякий, кто…
Измученный, пришел он перед утром к Лемму. Долго он не мог достучаться; наконец в окне
показалась голова старика в колпаке: кислая, сморщенная, уже нисколько не похожая на ту вдохновенно суровую голову, которая, двадцать четыре часа тому назад, со всей высоты своего художнического величия царски глянула на Лаврецкого.
Неточные совпадения
Я,
кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали таких тюфяков и перин? даже вспотел.
Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком: в
голове до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно с приятностию проводить время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают от чистого сердца, а не то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да и матушка такая, что еще можно бы… Нет, я не знаю, а мне, право, нравится такая жизнь.
—
Кажется, наш достойнейший предводитель принял мою
голову за фаршированную… ха-ха!
Голова у этого другого градоначальника была совершенно новая и притом покрытая лаком. Некоторым прозорливым гражданам
показалось странным, что большое родимое пятно, бывшее несколько дней тому назад на правой щеке градоначальника, теперь очутилось на левой.
Читая эти письма, Грустилов приходил в необычайное волнение. С одной стороны, природная склонность к апатии, с другой, страх чертей — все это производило в его
голове какой-то неслыханный сумбур, среди которого он путался в самых противоречивых предположениях и мероприятиях. Одно
казалось ясным: что он тогда только будет благополучен, когда глуповцы поголовно станут ходить ко всенощной и когда инспектором-наблюдателем всех глуповских училищ будет назначен Парамоша.
Но как ни
казались блестящими приобретенные Бородавкиным результаты, в существе они были далеко не благотворны. Строптивость была истреблена — это правда, но в то же время было истреблено и довольство. Жители понурили
головы и как бы захирели; нехотя они работали на полях, нехотя возвращались домой, нехотя садились за скудную трапезу и слонялись из угла в угол, словно все опостылело им.