Неточные совпадения
По делу завернул он снова прошлым летом, даже останавливаться на ночь не хотел, рассчитывал покончить все одним днем и чем
свет «уйти» на другом пароходе кверху,
в Рыбинск. Куда деваться вечером?
В увеселительный сад… Их даже
два было тогда; теперь один хозяин прогорел. Знакомые нашлись у него
в городе: из пароходских кое-кто, инженер, один адвокат заезжий, шустрый малый, ловкий на все и порядочный кутила.
Он не мечтал о ее поцелуях, — да и как они будут целоваться
в публичном месте, — но жаждал общения с ней, ждал того
света, который должен взвиться, точно змейка электрического огня, и озарить его, ударить его невидимым током вместе со взрывом страсти
двух живых существ.
Аксинья отворила ей дверь
в большую низковатую комнату с тремя окнами.
Свет сквозь полосатые шторы ровно обливал ее. Воздух стоял
в ней спертый. Окна боялись отпирать. Хорошая рядская мебель
в чехлах занимала
две стены
в жесткой симметрии: диван, стол,
два кресла.
В простенках узкие бронзовые зеркала. На стенах олеографии
в рамах. Чистота отзывалась раскольничьим домом. Крашеный пол так и блестел. По нем от одной двери к другой шли белые половики. На окнах цветы и бутыли с красным уксусом.
Когда Серафима надела капот — голубой с кружевом, еще из своего приданого — и подошла к трюмо, чтобы распустить косу, она, при
свете одной свечи, стоявшей на ночном столике между
двумя кроватями, глядела на отражение спальни
в зеркале и на свою светлую, рослую фигуру, с обнаженной шеей и полуоткрытыми руками.
Она раскрыла глаза и сразу не могла распознать, где лежит и какой час дня.
В два окна, выходившие на двор, вливался уже отблеск утренней зари; окна по уличному фасаду были закрыты ставнями.
В гостиной стоял двойственный
свет.
Он лежал
в мезонине дачи, переделанной из крестьянской избы. Сзади, из балконной двери на галерейку,
в отверстие внутренней подвижной ставни проходил луч зари. Справа окно было только завешено коленкоровой шторой.
Свет уже наполнял низкую и довольно просторную комнату, где, кроме железной кровати, стояли умывальник и шкап для платья да
два стула.
Наверху
в башне Теркин начал медленно раздеваться и свечи сразу не зажег.
В два больших окна входило еще довольно
свету. Было
в исходе десятого часа.
С тех пор как она замужем и
в эти
два последних года, когда она только жила
в Васю, ни разу, даже у гроба отца своего, она не подумала о Боге, о том, кто нас поставил на землю, и должны ли мы искать правды и
света.
Им владело чувство полного отрешения от того, что делалось вокруг него. Он знал, куда едет и где будет через
два, много
два с половиной часа; знал, что может еще застать конец поздней обедни. Ему хотелось думать о своем богомолье, о местах, мимо которых проходит дорога — древний путь московских царей; он жалел, что не пошел пешком по Ярославскому шоссе, с котомкой и палкой. Можно было бы, если б выйти чем
свет,
в две-три упряжки, попасть поздним вечером к угоднику.
За чащей сразу очутились они на берегу лесного озерка, шедшего узковатым овалом. Правый затон затянула водяная поросль. Вдоль дальнего берега шли кусты тростника, и желтые лилиевидные цветы качались на широких гладких листьях. По воде, больше к средине, плавали белые кувшинки. И на фоне стены из елей, одна от другой
в двух саженях, стройно протянулись вверх
две еще молодые сосны, отражая полоску
света своими шоколадно-розовыми стволами.
Он пошел нарочно пешком из своей въезжей квартиры. Вчерашнее объяснение с семейством Черносошных погнало его сегодня чем
свет в город. За обедом разговор шел вяло, и все на него поглядывали косо; только Саня приласкала его раза
два глазами.
Неточные совпадения
И вдруг из того таинственного и ужасного, нездешнего мира,
в котором он жил эти двадцать
два часа, Левин мгновенно почувствовал себя перенесенным
в прежний, обычный мир, но сияющий теперь таким новым
светом счастья, что он не перенес его. Натянутые струны все сорвались. Рыдания и слезы радости, которых он никак не предвидел, с такою силой поднялись
в нем, колебля всё его тело, что долго мешали ему говорить.
В глазах родных он не имел никакой привычной, определенной деятельности и положения
в свете, тогда как его товарищи теперь, когда ему было тридцать
два года, были уже — который полковник и флигель-адъютант, который профессор, который директор банка и железных дорог или председатель присутствия, как Облонский; он же (он знал очень хорошо, каким он должен был казаться для других) был помещик, занимающийся разведением коров, стрелянием дупелей и постройками, то есть бездарный малый, из которого ничего не вышло, и делающий, по понятиям общества, то самое, что делают никуда негодившиеся люди.
Две дамы эти были главные представительницы избранного нового петербургского кружка, называвшиеся,
в подражание подражанию чему-то, les sept merveilles du monde. [семь чудес
света.]
Первые шаги его
в свете и на службе были удачны, но
два года тому назад он сделал грубую ошибку.
Княжне Кити Щербацкой было восьмнадцать лет. Она выезжала первую зиму. Успехи ее
в свете были больше, чем обеих ее старших сестер, и больше, чем даже ожидала княгиня. Мало того, что юноши, танцующие на московских балах, почти все были влюблены
в Кити, уже
в первую зиму представились
две серьезные партии: Левин и, тотчас же после его отъезда, граф Вронский.