Неточные совпадения
Что Христос умер на кресте смертью раба, что
Правда была распята, — это факт, который все знают, который принуждает и насилует, его признание не требует ни веры, ни любви; этот
страшный факт дан всему миру, познан миром.
Позитивисты, исповедующие социальные утопии, ждут
страшного суда над злом прошлого, ждут окончательного торжества
правды на земле, но смешивают
правду Божью с
правдой человеческой, суд Божий с судом человеческим, чаяния Христа-Мессии с чаяниями Антихриста, земного бога.
Здесь нужно великое уменье взять какую-нибудь мелочишку, ничтожный, бросовый штришок, и получится
страшная правда, от которой читатель в испуге забудет закрыть рот.
Короток был и взгляд запавших голодных глаз, короток был и ответ, — но столько было в нем
страшной правды, столько злобы, голода ненасытимого, тысячелетних слез, что молча отступил Саша Жегулев. И бессознательным движением прикрыл рукою глаза — страшно показалось видеть, как загорится хлеб. А там, либо не поняв, либо понимая слишком хорошо, смеялись громко.
— О, я буду терпелив, но я хочу, в конце концов, узнать то, что я должен знать. На какие бы дьявольские хитрости они ни пускались — мы их накроем. Больше им меня не обмануть. Я ищу правды,
страшной правды и — я найду ее.
И, улыбаясь насмешливо, с высоты своей новой, неведомой миру и
страшной правды, глядел он на молоденького, взволнованного офицерика и равнодушно покачивал ногою. И то, что он был почти голый, и то, что у него волосатые, грязноватые ноги с испорченными кривыми пальцами — не стыдило его. И если бы таким же вывести его на самую людную площадь в городе и посадить перед глазами женщин, мужчин и детей, он так же равнодушно покачивал бы волосатой ногой и улыбался насмешливо.
Неточные совпадения
«Онегин, я тогда моложе, // Я лучше, кажется, была, // И я любила вас; и что же? // Что в сердце вашем я нашла? // Какой ответ? одну суровость. // Не
правда ль? Вам была не новость // Смиренной девочки любовь? // И нынче — Боже! — стынет кровь, // Как только вспомню взгляд холодный // И эту проповедь… Но вас // Я не виню: в тот
страшный час // Вы поступили благородно, // Вы были правы предо мной. // Я благодарна всей душой…
Между тем затеяли пирушку, пригласили Райского, и он слышал одно: то о колорите, то о бюстах, о руках, о ногах, о «
правде» в искусстве, об академии, а в перспективе — Дюссельдорф, Париж, Рим. Отмеривали при нем года своей практики, ученичества, или «мученичества», прибавлял Райский. Семь, восемь лет —
страшные цифры. И все уже взрослые.
— Слушайте, Татьяна Павловна: я вам сообщу одну
страшную тайну, но только не сейчас, теперь нет времени, а завтра наедине, но зато скажите мне теперь всю
правду, и что это за мертвая петля… потому что я весь дрожу…
Он вспомнил, как он когда-то гордился своей прямотой, как ставил себе когда-то правилом всегда говорить
правду и действительно был правдив, и как он теперь был весь во лжи — в самой
страшной лжи, во лжи, признаваемой всеми людьми, окружающими его,
правдой.
По стенам красовались голубые обои,
правда все изодранные, а под ними в трещинах копошились тараканы-прусаки в
страшном количестве, так что стоял неумолкаемый шорох.