Философия перестала быть сакраментальной, как была в древности и в средние века, она подверглась обмирщанию и
стала философией полицейской, неблагодатной.
Неточные совпадения
В основе «
философии свободы» лежит деление на два типа мироощущения и мироотношения — мистический и магический. Мистика пребывает в сфере свободы, в ней — трансцендентный прорыв из необходимости естества в свободу божественной жизни. Магия еще пребывает в сфере необходимости, не выходит из заколдованности естества. Путь магический во всех областях легко
становится путем человекобожеским. Путь же мистический должен быть путем богочеловеческим.
Философия свободы есть
философия богочеловечества.
Потому
философия и зашла в тупик, потому кризис ее и представляется таким безысходным, что она
стала мертвой, самодовлеющей отвлеченностью, что она порвала со всеми формами посвящения в тайны бытия, и философ превратился из священника в полицейского.
Философия станет тем, чем она была в древности,
станет священной, вновь соединенной с тайнами жизни.
Всего менее это значит, что
философия должна
стать прислужницей теологии, от чего она освободилась с таким трудом.
Философия станет жизненной, будет жизнью и будет учением о жизни.
Столь исключительное торжество лакейско-полицейских начал в
философии становится утомительным и оскорбительным.
После того как
философия отвергла брачную тайну познания, она
стала паразитом.
Ведь и в
философии сущего абсолютное
становится в творческом акте, но абсолютное — и сущее, Бог — жив.
Отделение мышления от бытия, знания от мира
стало предпосылкой всякой
философии; в этом отделении философы видят всю гордость философской рефлексии, все свое преимущество — перед мышлением наивным.
Философия должна
стать сознательно органической, восстановить органичность, свойственную мышлению первоначальному, но обогащенную высшим сознанием, впитавшую в себя все завоевания дифференцирующего прогресса.
Вначале
философия брала прежде бытие, потом мышление, в дальнейшем своем развитии
стала брать прежде мышление, потом бытие, теперь
философия вновь возвращается к тому состоянию, когда она сознательно уже, изведав все соблазны рационализма, скептицизма, критицизма, будет брать прежде бытие, потом мышление, увидит в мышлении функцию бытия.
Философия должна сознательно преодолеть рационализм, отказаться от самодовольства и по-новому сделаться функцией религиозной жизни; мышление должно
стать органической функцией жизни, субъект — воссоединиться с своими бытийственными корнями.
Идея Логоса была уже сознана греческой
философией, соединилась с ветхозаветными чаяниями Мессии и
стала основой христианской метафизики.
Неточные совпадения
— Камень — дурак. И дерево — дурак. И всякое произрастание — ни к чему, если нет человека. А ежели до этого глупого материала коснутся наши руки, — имеем удобные для жилья дома, дороги, мосты и всякие вещи, машины и забавы, вроде шашек или карт и музыкальных труб. Так-то. Я допрежде сектантом был, сютаевцем, а потом
стал проникать в настоящую
философию о жизни и — проник насквозь, при помощи неизвестного человека.
— Проморгал книжечку. Два сборника мы с Вар[юхой] поймали, а этот — ускользнул! Видел «Очерки по
философии марксизма»? и сборник
статей Мартова, Потресова, Маслова?
Маленькая лекция по
философии угрожала разрастись в солидную, Самгину
стало скучно слушать и несколько неприятно следить за игрой лица оратора. Он обратил внимание свое на женщин, их было десятка полтора, и все они как бы застыли, очарованные голосом и многозначительной улыбочкой красноречивого Платона.
Опыт научил его мало-помалу, что пока с обывателем играешь в карты или закусываешь с ним, то это мирный, благодушный и даже неглупый человек, но стоит только заговорить с ним о чем-нибудь несъедобном, например, о политике или науке, как он
становится в тупик или заводит такую
философию, тупую и злую, что остается только рукой махнуть и отойти.
Гегель во время своего профессората в Берлине, долею от старости, а вдвое от довольства местом и почетом, намеренно взвинтил свою
философию над земным уровнем и держался в среде, где все современные интересы и страсти
становятся довольно безразличны, как здания и села с воздушного шара; он не любил зацепляться за эти проклятые практические вопросы, с которыми трудно ладить и на которые надобно было отвечать положительно.