Неточные совпадения
Глубокая и неискоренимая противоположность существует между философским рационализмом и религиозным реализмом: философский рационализм не выходит из круга идей,
мышления, интеллектуальности, рассудочности, религиозный реализм живет в царстве
бытия, реальностей, целостной жизни духа.
Кант так далеко заходит в своем рационализме, что для него вся действительность, все живое
бытие есть продукт знания,
мышления: мир созидается категориями субъекта, и ничто не в силах из этих тисков освободиться, ничего не является само по себе, независимо от того, что навязывается субъектом.
В дискурсивном
мышлении нет непосредственной данности
бытия, а есть посредственность и выводимость.
Философское
мышление, оторванное от живых корней
бытия, от бытийственного питания, начало блуждать в одиночестве по пустыне и пришло к упразднению
бытия, к иллюзионизму.
Реалистическая теория познания должна признать примат
бытия над
мышлением.
Наше
бытие сдавливает наше
мышление, ставит нам на каждом шагу ограничительные дилеммы.
И это дефект
бытия, ненормальная температура
мышления, неизбежная реакция
мышления на поставленные самим
бытием затруднения.
Логика есть приспособление
мышления к
бытию.
Что три и один — одно, эта истина не вмещается дискурсивным
мышлением, но вмещается интуитивным
мышлением, свободным от власти ограниченного
бытия, в котором ничто не может быть разом три и один, а должно быть или три или один.
Законы логики — болезнь
бытия, вызывающая в
мышлении неспособность вместить полноту.
Гносеологический гамлетизм с самого начала предполагает познание отсеченным от цельной жизни духа, субъект оторванным от объекта и ему противоположным,
мышление выделенным из
бытия и где-то вне его помещенным.
Мышление не может быть отделено от универсального
бытия и противоположно ему; познание не может быть отделено от универсальной жизни и противопоставлено ей.
Мышление есть плоть от плоти и кровь от крови универсального
бытия, познание есть плоть от плоти и кровь от крови универсальной жизни.
Мышление есть
бытие, оно в
бытии пребывает, познание есть жизнь, оно в жизни совершается.
Бытие ни в каком смысле не зависит от
мышления и познания, оно предшествует самому первоначальному познавательному акту, оно скрыто за самим этим познавательным актом.
Отношение познающего субъекта к познаваемому объекту есть отношение внутри
бытия, отношение
бытия к
бытию, а не «
мышления» к «
бытию» как противостоящих друг другу.
Жизнь духа, само
бытие, во всех смыслах предшествует всякой науке, всякому познанию, всякому
мышлению, всякой категории, всякому суждению, всякому гносеологическому субъекту.
В
бытии, а не в
мышлении, оторванном от
бытия, должно искать твердых основ знания.
Есть интуиция
бытия, но нет к нему путей дискурсивного
мышления.
В церковном сознании дано тождество субъекта и объекта, познающего и познаваемого,
мышления и
бытия.
Так утверждается тождество
бытия и
мышления, не рационалистического тождества в духе панлогизма, а мистического тождества в духе панонтологизма.
Знание потому есть жизнь самого
бытия, и потому в самом
бытии происходит то, что происходит в знании, потому так, что в познающем субъекте и в познаваемом объекте, в
мышлении и в
бытии живет и действует тот же универсальный разум, Логос — начало божественное, возвышающееся над противоположностями.
Бытие как иррациональное остается вне
мышления как рационального, действительность остается недоступной познающему.
Только допущение единого органического разума — Логоса в субъекте и объекте соединяет
мышление и
бытие, выходит за пределы противоположности рационального и иррационального.
Субъект искал объекта, а нашел лишь самого себя в формальной своей бессодержательности,
мышление устремлялось к
бытию, а погрузилось лишь в свои собственные состояния, знание обращалось к живому, а находило мертвое, опосредственное.
Европейская рационалистическая философия нового времени вращается в сфере
мышления, оторванного от своих живых корней, критически-сознательно отделенного от
бытия.
Само разделение на субъект и объект, из которого вырастает гносеологическая проблема, само аналитическое нахождение в субъекте различных формальных категорий есть уже результат рационалистической отвлеченности, неорганичности
мышления, болезненной разобщенности с живым
бытием.
Пытались разгадать тайну познания гносеологическим анализом субъекта и его элементов, тщательным отделением субъекта от
бытия, выделением «
мышления» в замкнутую и самостоятельную область, живущую по своему закону.
Отделение
мышления от
бытия, знания от мира стало предпосылкой всякой философии; в этом отделении философы видят всю гордость философской рефлексии, все свое преимущество — перед
мышлением наивным.
В отвлеченном, оторванном, умерщвленном
мышлении, претендующем на полную самостоятельность и верховенство, ничего нельзя найти, кроме пустоты, бессодержательных форм: там нет жизни, нет
бытия.
Новым может быть лишь отречение философского
мышления от своей отвлеченности и верховенства, от той ложной самостоятельности, которая делает его безжизненным и безнадежно оторванным от
бытия.
Новая философия может быть лишь воссоединением
мышления с живыми корнями
бытия, лишь превращением
мышления в функцию живого целого.
Критицизм и эмпиризм — лишь разновидности рационализма, так как и их исходной точкой является отделение субъекта от объекта, отрывание
мышления от
бытия, анализ элементов сознания, субъекта,
мышления, вырванных из живого целого, из непосредственного
бытия.
Сама проблема Канта: как возможен опыт, который дает материал познания, как устраивается он субъектом, сама эта проблема предполагает разрыв между субъектом и объектом, между
мышлением и живым опытом
бытия.
Эмпирический феноменализм старательно изгоняет живое
бытие из познания, действительность сводит к явлениям в сознании, слишком многое относится на счет абстрагирующего процесса того самого
мышления, силу которого отвергают эмпирики во имя опыта.
Опыт есть сама жизнь во всей ее полноте и со всеми ее бесконечными возможностями;
мышление есть само
бытие, объект знания присутствует в знании своей действительностью.
Гносеология обычно формулирует свою проблему так: отношение
мышления к
бытию, познающего субъекта к познаваемому объекту.
И в этой постановке проблемы субъект уже оторван от объекта,
мышление уже берется отвлеченно от жизни
бытия.
Никакого субъекта и
мышления вне действительности, вне
бытия нет; на такое место и стать нельзя — место это есть пустота, фикция.
Этим нисколько, конечно, не отрицается, что в самой действительности, в
бытии мышление, познание играет большую роль, возможно даже, что основа
бытия есть Разум, Логос.
Для него ведь гносеологический вопрос есть вопрос об отношении
бытия к
бытию, а не
мышления к
бытию, и поэтому это вопрос гносеологически-онтологический.
Лосский все время идет от
бытия, а не от
мышления, не от субъекта, и в этом вся оригинальность его точки зрения.
Вначале философия брала прежде
бытие, потом
мышление, в дальнейшем своем развитии стала брать прежде
мышление, потом
бытие, теперь философия вновь возвращается к тому состоянию, когда она сознательно уже, изведав все соблазны рационализма, скептицизма, критицизма, будет брать прежде
бытие, потом
мышление, увидит в
мышлении функцию
бытия.
Наоборот, мы исходим из
бытия универсального, видим в
мышлении функцию мирового духа, сверхиндивидуального разума.
Пространство, время, все категории познания, все законы логики суть свойства самого
бытия, а не субъекта, не
мышления, как думает большая часть гносеологических направлений.
В основе
мышления и в основе
бытия лежит тот же Логос, Логос — субъект и объект, тождество субъекта и объекта.
Все великие философы древнего и нового мира признавали Логос как начало субъективное и объективное, как основу
мышления и
бытия.
Логос не есть отвлеченное рациональное начало, Логос — органичен, в нем процесс познания есть функция живого целого, в нем
мышление есть само
бытие.
В основе мира лежит Разум, который одинаково действует и в субъективной действительности
мышления, и в объективной действительности
бытия.
Погружение в
мышление, оторванное от живых корней
бытия, претендующее на самостоятельность и верховенство, есть блуждание в пустоте.