Неточные совпадения
Не только философия не
должна быть прислужницей теологии, но, быть
может,
и самой теологии не должно быть.
Философия не
может и не
должна быть богословской апологетикой, она открывает истину, но открыть ее в силах лишь тогда, когда посвящена в тайны религиозной жизни, когда приобщена к пути истины.
Философия, т. е. раскрытие разумом вселенской истины, не
может быть ни только индивидуальным, ни только человеческим делом, она
должна быть делом сверхиндивидуальным
и сверхчеловеческим, т. е. соборным, т. е. церковным.
Высшей судебной инстанцией в делах познания не
может и не
должна быть инстанция рационалистическая
и интеллектуалистическая, а лишь полная
и целостная жизнь духа.
Но свободно
должна сознать философия, что служить истине она
может лишь тогда, когда будет иметь религиозное питание, когда «опыт» ее будет обширнее
и глубже того, которым пользуется рационализм, позитивизм
и критицизм.
Коген, самый крайний
и, быть
может, самый последовательный гносеолог-неокантианец, полагает, что гносеология
должна быть ориентирована на факте положительной науки, преимущественно математического естествознания.
Пустота, которая остается после освобождения от природного
и социального объективизма, после «критического» отвержения всякого бытия,
должна быть чем-нибудь заполнена; ее не
может заполнить ни вера в категорический императив, ни вера в непреложность математики.
Происхождение
и значение всех категорий не
может быть осмыслено углублением в субъект, так как тут проблема онтологическая, а не гносеологическая,
и, чтобы понять хоть что-нибудь, гносеология
должна стать сознательно онтологической, исходить из первоначальной данности бытия
и его элементов, а не сознания, не субъекта, противоположного объекту, не вторичного чего-то.
И это будет, потому что правда Христова не
может быть кое-чем, она
должна быть всем, т. е. космическим царством.
Он впервые живо представил себе ее личную жизнь, ее мысли, ее желания, и мысль, что у нее
может и должна быть своя особенная жизнь, показалась ему так страшна, что он поспешил отогнать ее.
Ему пришла в голову прежняя мысль «писать скуку»: «Ведь жизнь многостороння и многообразна, и если, — думал он, — и эта широкая и голая, как степь, скука лежит в самой жизни, как лежат в природе безбрежные пески, нагота и скудость пустынь, то и скука
может и должна быть предметом мысли, анализа, пера или кисти, как одна из сторон жизни: что ж, пойду, и среди моего романа вставлю широкую и туманную страницу скуки: этот холод, отвращение и злоба, которые вторглись в меня, будут красками и колоритом… картина будет верна…»
Марксисты переоценивают народническую идею о том, что Россия
может и должна миновать период капиталистического развития, они — за развитие капитализма в России, и не потому, что капитализм сам по себе — благо, а потому, что развитие капитализма способствует развитию рабочего класса, который и будет единственным в России революционным классом.
Философия истории по существу своему
может и должна быть философией трагедии, и сама она становится трагедией для такой философии, которая не желает или не умеет принять неустранимость антиномии в жизни и мысли.
Неточные совпадения
Стародум. Ты знаешь, что я одной тобой привязан к жизни. Ты
должна делать утешение моей старости, а мои попечении твое счастье. Пошед в отставку, положил я основание твоему воспитанию, но не
мог иначе основать твоего состояния, как разлучась с твоей матерью
и с тобою.
Когда графиня Нордстон позволила себе намекнуть о том, что она желала чего-то лучшего, то Кити так разгорячилась
и так убедительно доказала, что лучше Левина ничего не
может быть на свете, что графиня Нордстон
должна была признать это
и в присутствии Кити без улыбки восхищения уже не встречала Левина.
Она только что пыталась сделать то, что пыталась сделать уже десятый раз в эти три дня: отобрать детские
и свои вещи, которые она увезет к матери, —
и опять не
могла на это решиться; но
и теперь, как в прежние раза, она говорила себе, что это не
может так остаться, что она
должна предпринять что-нибудь, наказать, осрамить его, отомстить ему хоть малою частью той боли, которую он ей сделал.
Семья не
может быть разрушена по капризу, произволу или даже по преступлению одного из супругов,
и наша жизнь
должна итти, как она шла прежде.
Она говорила себе: «Нет, теперь я не
могу об этом думать; после, когда я буду спокойнее». Но это спокойствие для мыслей никогда не наступало; каждый paз, как являлась ей мысль о том, что она сделала,
и что с ней будет,
и что она
должна сделать, на нее находил ужас,
и она отгоняла от себя эти мысли.