Священное предание, как и вся
жизнь церкви, дано лишь в мистическом восприятии, а мистическое восприятие тем и отличается от чувственного, от восприятия порядка природы, что оно свободно, а не принудительно, в нем есть избрание любви.
Неточные совпадения
Философия церковная есть философия, приобщенная к
жизни мировой души, обладающая мировым смыслом — Логосом, так как
Церковь и есть душа мира, соединившаяся с Логосом.
Эпоха не только самая аскетическая, но и самая чувственная, отрицавшая сладострастье земное и утверждавшая сладострастье небесное, одинаково породившая идеал монаха и идеал рыцаря, феодальную анархию и Священную Римскую империю, мироотрицание
церкви и миродержавство той же
церкви, аскетический подвиг монашества и рыцарский культ прекрасной дамы, — эпоха эта обострила дуализм во всех сферах бытия и поставила перед грядущим человечеством неразрешенные проблемы: прежде всего проблему введения всей действительности в ограду
церкви, превращения человеческой
жизни в теократию.
Новая религиозная душа войдет в
Церковь не для отрицания творчества
жизни, а для ее освящения; с ней войдет весь пережитой опыт, все подлинные мирские богатства.
Насильственное пребывание в
церкви, принудительное приобщение к ее
жизни есть словосочетание, лишенное всякого значения.
Все то, что навязывает нам
церковь как авторитет, который принуждает и насилует, есть лишь соблазн, лишь срыв религиозной
жизни.
Свободная активность человеческой воли органически входит в тело
церкви, является одной из сторон церковной
жизни.
Люди ответственны за мерзость запустения в
церкви, так как они свободны в религиозной
жизни.
Жизнь в
церкви несовместима с раболепными чувствами и рабьими страхами.
По сущности церковного самосознания
церковь состоит из сынов, из свободных и любящих, к ее
жизни не приобщаются рабы, изнасилованные и тяготящиеся.
В
церкви и в вере дана абсолютная истина и абсолютная
жизнь, и именно поэтому сфера церковной
жизни должна быть отграничена от государства и от знания как сфер принудительных и неабсолютных.
Слишком ведь ясно для религиозного сознания, что
церковь как порядок свободы и благодати не может подчиниться государству и порядку необходимости и закона и не может сама стать государством, т. е.
жизнью по принуждению и закону.
Остро чувствуется, что для перехода к новой религиозной
жизни необходимо подвести итог тысячелетним взаимоотношениям
церкви и мистики.
Нельзя теперь с достаточной силой упирать на то, что сама
Церковь, прежде всего сама
Церковь — мистична, мистична насквозь, что
жизнь церковная есть
жизнь мистическая.
Против рационализации
Церкви, против отождествления церковной
жизни с бытом должна подняться огромная религиозно-мистическая волна, волна церковной мистики.
В «En route» женский образ постоянно мучит и соблазняет его в
церкви, во время молитвы, отвращает его от религиозной
жизни.
Но обожествление это совершается в
жизни святых, в святыне
церкви, в старчестве, оно не переносится на путь истории, в общественность, не связано с волей и властью.
Когда пишется философская или научная книга или художественное произведение, создается статуя и принимает окончательную форму симфония, когда строится машина или организуется хозяйственное или правовое учреждение, даже когда организуется
жизнь церкви на земле с ее канонами, творческий акт охлаждается, огонь потухает, творец притягивается к земле, вниз.
Напрасно Гекер сводит литургическую
жизнь церкви к внешнему обряду, к чему-то вроде суеверной магии, а то время как в ней есть духовная глубина, есть отображение небесной жизни, Учение Хомякова о церкви, т. е. учение о соборности и свободе, представляется Гекеру утопией, которая нигде никогда не была реализована, только потому, что для него реальность исчерпывается эмпирической данностью, что он не способен понять существования идейного в онтологическом смысле мира, который находится за миром эмпирическим, противополагается ему и вместе с тем действует в нем.
Неточные совпадения
Каменный ли казенный дом, известной архитектуры с половиною фальшивых окон, один-одинешенек торчавший среди бревенчатой тесаной кучи одноэтажных мещанских обывательских домиков, круглый ли правильный купол, весь обитый листовым белым железом, вознесенный над выбеленною, как снег, новою
церковью, рынок ли, франт ли уездный, попавшийся среди города, — ничто не ускользало от свежего тонкого вниманья, и, высунувши нос из походной телеги своей, я глядел и на невиданный дотоле покрой какого-нибудь сюртука, и на деревянные ящики с гвоздями, с серой, желтевшей вдали, с изюмом и мылом, мелькавшие из дверей овощной лавки вместе с банками высохших московских конфект, глядел и на шедшего в стороне пехотного офицера, занесенного бог знает из какой губернии на уездную скуку, и на купца, мелькнувшего в сибирке [Сибирка — кафтан с перехватом и сборками.] на беговых дрожках, и уносился мысленно за ними в бедную
жизнь их.
И вся эта куча дерев, крыш, вместе с
церковью, опрокинувшись верхушками вниз, отдавалась в реке, где картинно-безобразные старые ивы, одни стоя у берегов, другие совсем в воде, опустивши туда и ветви и листья, точно как бы рассматривали это изображение, которым не могли налюбоваться во все продолженье своей многолетней
жизни.
Мне тогда было всего лет восемь, но я уже побывал в своей
жизни в Орле и в Кромах и знал некоторые превосходные произведения русского искусства, привозимые купцами к нашей приходской
церкви на рождественскую ярмарку.
— Это — больше, глубже вера, чем все, что показывают золоченые, театральные, казенные
церкви с их певчими, органами, таинством евхаристии и со всеми их фокусами. Древняя, народная, всемирная вера в дух
жизни…
Это полусказочное впечатление тихого, но могучего хоровода осталось у Самгина почти на все время его
жизни в странном городе, построенном на краю бесплодного, печального поля, которое вдали замкнула синеватая щетина соснового леса — «Савелова грива» и — за невидимой Окой — «Дятловы горы», где, среди зелени садов, прятались домики и
церкви Нижнего Новгорода.