Неточные совпадения
Если мировая война
будет еще долго продолжаться, то все народы Европы со старыми своими
культурами погрузятся во тьму и мрак.
Темные разрушительные силы, убивающие нашу родину, все свои надежды основывают на том, что во всем мире произойдет страшный катаклизм и
будут разрушены основы христианской
культуры.
Я думал, что мировая война выведет европейские народы за пределы Европы, преодолеет замкнутость европейской
культуры и
будет способствовать объединению Запада и Востока.
Но духовная
культура России, то ядро жизни, по отношению к которому сама государственность
есть лишь поверхностная оболочка и орудие, не занимает еще великодержавного положения в мире.
И всего более должна
быть Россия свободна от ненависти к Германии, от порабощающих чувств злобы и мести, от того отрицания ценного в духовной
культуре врага, которое
есть лишь другая форма рабства.
Западная Европа и западная
культура станет для России имманентной; Россия станет окончательно Европой, и именно тогда она
будет духовно самобытной и духовно независимой.
Европа перестанет
быть монополистом
культуры.
Культура перестанет
быть столь исключительно европейской и станет мировой, универсальной.
Поэтому же трудно русским создавать относительную
культуру, которая всегда
есть дело предпоследнее, а не последнее.
Раскрытие мужественного духа в России не может
быть прививкой к ней серединной западной
культуры.
Русская
культура может
быть лишь конечной, лишь выходом за грани
культуры.
В России
есть трагическое столкновение
культуры с темной стихией.
В ней
есть вечные мистические реакции против всякой
культуры, против личного начала, против прав и достоинства личности, против всяких ценностей.
Мистике народной стихии должна
быть противопоставлена мистика духа, проходящего через
культуру.
Пьяной и темной дикости в России должна
быть противопоставлена воля к
культуре, к самодисциплине, к оформлению стихии мужественным сознанием.
В русской стихии
есть вражда к
культуре.
А вот и обратная сторона парадокса: западники оставались азиатами, их сознание
было детское, они относились к европейской
культуре так, как могли относиться только люди, совершенно чуждые ей, для которых европейская
культура есть мечта о далеком, а не внутренняя их сущность.
На Востоке должна
быть пробуждена самобытная творческая активность, созидающая новую
культуру, и это возможно лишь на религиозной почве.
Это означает радикально иное отношение к государству и
культуре, чем то, которое
было доныне у русских людей.
Некоторые славянофильствующие и в наши горестные дни думают, что если мы, русские, станем активными в отношении к государству и
культуре, овладевающими и упорядочивающими, если начнем из глубины своего духа создавать новую, свободную общественность и необходимые нам материальные орудия, если вступим на путь технического развития, то во всем
будем подобными немцам и потеряем нашу самобытность.
Западный человек творит ценности, созидает цвет
культуры, у него
есть самодовлеющая любовь к ценностям; русский человек ищет спасения, творчество ценностей для него всегда немного подозрительно.
Национальность
есть проблема историческая, а не социальная, проблема конкретной
культуры, а не отвлеченной общественности.
Культура никогда не
была и никогда не
будет отвлеченно-человеческой, она всегда конкретно-человеческая, т. е. национальная, индивидуально-народная и лишь в таком своем качестве восходящая до общечеловечности.
Национальное и общечеловеческое в
культуре не может
быть противопоставляемо.
Принятие истории
есть уже принятие борьбы за национальные индивидуальности, за типы
культуры.
Культура греческая,
культура итальянская в эпоху Возрождения,
культура французская и германская в эпохи цветения и
есть пути мировой
культуры единого человечества, но все они глубоко национальны, индивидуально-своеобразны.
Творчество национальных
культур и типов жизни не терпит внешней, принудительной регламентации, оно не
есть исполнение навязанного закона, оно свободно, в нем
есть творческий произвол.
Но германское сознание у Фихте, у старых идеалистов и романтиков, у Р. Вагнера и в наше время у Древса и Чемберлена с такой исключительностью и напряженностью переживает избранность германской расы и ее призванность
быть носительницей высшей и всемирной духовной
культуры, что это заключает в себе черты мессианизма, хотя и искаженного.
Могущественнейшее чувство, вызванное мировой войной, можно выразить так: конец Европы, как монополиста
культуры, как замкнутой провинции земного шара, претендующей
быть вселенной.
В Турции
был завязан узел, от развязывания которого в значительной степени зависит характер существования Европы, ибо конец Турции
есть выход
культуры на Восток, за пределы Европы.
Империализм с его колониальной политикой
есть современный, буржуазный способ универсализации
культуры, расширения цивилизации за пределы Европы, за моря и океаны.
В прикосновении современной европейской цивилизации к древним расам и древним
культурам всегда
есть что-то кощунственное.
Раньше или позже должно ведь начаться движение
культуры к своим древним истокам, к древним расам, на Восток, в Азию и Африку, которые вновь должны
быть вовлечены в поток всемирной истории.
Закат чисто европейской
культуры будет восходом солнца на Востоке.
Европа перестанет
быть центром мировой истории, единственной носительницей высшей
культуры.
В замкнутой и самодовлеющей европейской
культуре есть роковой уклон к предельному насыщению, к иссяканию, к закату.
Европа не может
быть более монополистом
культуры.
Европа не
есть идеал
культуры вообще.
В таком направлении русской мысли
была та правда, что для русского сознания основная тема — тема о Востоке и Западе, о том, является ли западная
культура единственной и универсальной и не может ли
быть другого и более высокого типа
культуры?
Духовным результатом мировой войны
будет также преодоление односторонности и замкнутости так называемой европейской
культуры, ее выход в мировую ширь.
А в этой шири должны
быть видны древние религиозные истоки
культур.
И в путях империалистической политики
было много злого, порожденного ограниченной неспособностью проникать в души тех
культур и рас, на которые распространялось империалистическое расширение,
была слепота к внешним задачам человечества.
Мировая война
есть заслуженное европейской
культурой, нахлынувшее на нее варварство, темная сила.
В Париже — последнее истончение
культуры, великой и всемирной латинской
культуры, перед лицом которой
культура Германии
есть варварство, и в том же Париже — крайнее зло новой
культуры, новой свободной жизни человечества — царство мещанства и буржуазности.
И в нервно-впечатлительной, утонченной
культуре Франции это чувствуется сильнее, чем где бы то ни
было.
Поистине всякий человек
есть конкретный человек, человек исторический, национальный, принадлежащий к тому или иному типу
культуры, а не отвлеченная машина, подсчитывающая свои блага и несчастья.
Национальность
есть моя национальность и она во мне, государственность — моя государственность и она во мне, церковь — моя церковь и она во мне,
культура — моя
культура и она во мне, вся история
есть моя история и она во мне.
Этого нельзя еще
было сказать про XIX век, который
был сложным и противоречивым, но сохранял еще старый тип
культуры.
В века новой истории, которая уже перестала
быть новой и стала очень старой, все сферы
культуры и общественной жизни начали жить и развиваться лишь по собственному закону, не подчиняясь никакому духовному центру.
Культура может
быть лишь общечеловеческой и непременно предполагает аристократический элемент.
Неточные совпадения
— Я хочу понять: что же такое современная женщина, женщина Ибсена, которая уходит от любви, от семьи? Чувствует ли она необходимость и силу снова завоевать себе
былое значение матери человечества, возбудителя
культуры? Новой
культуры?
— Создателем действительных культурных ценностей всегда
был инстинкт собственности, и Маркс вовсе не отрицал этого. Все великие умы благоговели пред собственностью, как основой
культуры, — возгласил доцент Пыльников, щупая правой рукою графин с водой и все размахивая левой, но уже не с бумажками в ней, а с какой-то зеленой книжкой.
— XIX век — век пессимизма, никогда еще в литературе и философии не
было столько пессимистов, как в этом веке. Никто не пробовал поставить вопрос: в чем коренится причина этого явления? А она — совершенно очевидна: материализм! Да, именно — он! Материальная
культура не создает счастья, не создает. Дух не удовлетворяется количеством вещей, хотя бы они
были прекрасные. И вот здесь — пред учением Маркса встает неодолимая преграда.
Но
есть другая группа собственников, их — большинство, они живут в непосредственной близости с народом, они знают, чего стоит превращение бесформенного вещества материи в предметы материальной
культуры, в вещи, я говорю о мелком собственнике глухой нашей провинции, о скромных работниках наших уездных городов, вы знаете, что их у нас — сотни.
— «Победа над идеализмом
была в то же время победой над женщиной». Вот — правда! Высота
культуры определяется отношением к женщине, — понимаешь?