Неточные совпадения
Темные разрушительные силы, убивающие нашу родину, все
свои надежды основывают
на том, что во всем мире произойдет страшный катаклизм и будут разрушены основы христианской культуры.
Чужд русскому народу империализм в западном и буржуазном смысле слова, но он покорно отдавал
свои силы
на создание империализма, в котором сердце его не было заинтересовано.
Интеллигенты-отщепенцы в известном смысле были более национальны, чем наши буржуазные националисты, по выражению лица
своего похожие
на буржуазных националистов всех стран.
И русский народ в
своей религиозной жизни возлагается
на святых,
на старцев,
на мужей, в отношении к которым подобает лишь преклонение, как перед иконой.
Славянская раса идет
на смену другим расам, уже сыгравшим
свою роль, уже склоняющимся к упадку; это — раса будущего.
Русский мессианизм опирается прежде всего
на русское странничество, скитальчество и искание,
на русскую мятежность и неутолимость духа,
на Россию пророческую,
на русских — града
своего не имеющих, града грядущего взыскующих.
Русский народ нужно более всего призывать к религиозной мужественности не
на войне только, но и в жизни мирной, где он должен быть господином
своей земли.
И он никогда не сопротивляется никаким
своим биологическим процессам, он их непосредственно заносит
на бумагу, переводит
на бумагу жизненный поток.
Само преклонение Розанова перед фактом и силой есть лишь перелив
на бумагу потока его женственно-бабьих переживаний, почти сексуальных по
своему характеру.
Многие традиционно настроенные русские интеллигенты, привыкшие все оценивать по
своим отвлеченно-социологическим и отвлеченно-моралистическим категориям, почувствовали растерянность, когда от них потребовалась живая реакция
на мировые события такого масштаба.
Русская интеллигенция, освобожденная от провинциализма, выйдет, наконец, в историческую ширь и туда понесет
свою жажду правды
на земле,
свою часто неосознанную мечту о мировом спасении и
свою волю к новой, лучшей жизни для человечества.
В мистической жажде хлыстов есть
своя правда, указывающая
на неутоленность официальной церковной религией.
И
на вершинах европейской культуры подлинно культурный европейский человек не может чувствовать презрения к
своим древним истокам.
Романтическое движение
на Западе возникло тогда, когда буржуазия была еще в самом начале
своего жизненного пути, когда ей предстояло еще целое столетие блестящих успехов и могущества в земной жизни.
В русском человеке нет узости европейского человека, концентрирующего
свою энергию
на небольшом пространстве души, нет этой расчетливости, экономии пространства и времени, интенсивности культуры.
Почти смешивает и отождествляет он
свою мать-землю с Богородицей и полагается
на ее заступничество.
Некоторые славянофильствующие и в наши горестные дни думают, что если мы, русские, станем активными в отношении к государству и культуре, овладевающими и упорядочивающими, если начнем из глубины
своего духа создавать новую, свободную общественность и необходимые нам материальные орудия, если вступим
на путь технического развития, то во всем будем подобными немцам и потеряем нашу самобытность.
Русский человек не идет путями святости, никогда не задается такими высокими целями, но он поклоняется святым и святости, с ними связывает
свою последнюю любовь, возлагается
на святых,
на их заступничество и предстательство, спасается тем, что русская земля имеет так много святынь.
Вся духовная энергия русского человека была направлена
на единую мысль о спасении
своей души, о спасении народа, о спасении мира.
Но этот процесс роста и развития не есть движение в сторону, к какой-то «интернациональной Европе», которой нигде
на Западе нельзя найти, это — движение вверх, движение всечеловеческое в
своей национальной особенности.
Но по природе
своей национализм партикулярен, он всегда частный, сами его отрицания и истребления так же мало претендуют
на вселенскость, как биологическая борьба индивидуальностей в мире животном.
Экономизм нашего века наложил
свою печать и
на идею мировой империи.
Русский империализм, которому так много естественно дано, не походит
на империализм английский или германский, он совсем особенный, более противоречивый по
своей природе.
Россия тогда лишь будет
на высоте мировых империалистических задач, когда преодолеет
свою старую националистическую политику, в сущности не согласную с духом русского народа, и вступит
на новый путь.
Великие державы ведут мировую политику, претендуют распространять
свое цивилизующее влияние за пределы Европы,
на все части света и все народы,
на всю поверхность земли.
Раньше или позже должно ведь начаться движение культуры к
своим древним истокам, к древним расам,
на Восток, в Азию и Африку, которые вновь должны быть вовлечены в поток всемирной истории.
Наша национальная мысль должна творчески работать под новой славянской идеей, ибо пробил тот час всемирной истории, когда славянская раса должна выступить со
своим словом
на арену всемирной истории.
Она придет
на смену господству германской расы и сознает
свое единство и
свою идею в кровавой борьбе с германизмом.
Бесконечный океан мировой жизни посылает
свои волны
на замкнутую и беззащитную человеческую общественность, выдворенную
на небольшой территории земли.
Самодовольная мещанская семья — замкнутая ячейка, в которой эгоизм личный помножается
на эгоизм семейный, процветает не у нас, русских, не у славян, а именно у парижан, которые почему-то известны миру лишь со стороны
своей развратной репутации.
Польша шла
на русский Восток с чувством
своего культурного превосходства.
И даже отпадавшие от православия русские люди остаются православными по
своему душевному типу, и труднее всего им постигнуть католическую культуру и душевный тип,
на ее почве вырастающий.
Русский народ в
своих низах погружен в хаотическую, языческую еще земляную стихию, а
на вершинах
своих живет в апокалиптических чаяниях, жаждет абсолютного и не мирится ни с чем относительным.
Русский народ должен искупить
свою историческую вину перед народом польским, понять чуждое ему в душе Польши и не считать дурным непохожий
на его собственный духовный склад.
Немец погрузился в материю, в материальную организацию и материальное властвование
на почве
своего спиритуализма.
Германизм хотел бы навеки закрепить мировое главенство Центральной Европы, он стремится распространить
свое влияние
на Восток, в Турцию и Китай, но мешает настоящему выходу за пределы Европы и замкнутой европейской культуры.
Нравственно предосудительно слишком уж себя считать лучше другого, в другом видеть злодея и
на этом основании оправдывать
свою борьбу с ним.
Слишком направил он
свои силы
на создание материального могущества, и это исказило дух его.
Оправдание России в мировой борьбе, как и всякой страны, всякого народа, может быть лишь в том, что внесет в мир большие ценности, более высокого качества духовную энергию, чем Германия, притязания которой
на мировое владычество она отражает, что
своим неповторимым индивидуальным духом она подымает человечество
на более высокую ступень бытия.
Очень характерно, что Л. Толстой и тогда, когда писал «Войну и мир», и тогда, когда писал
свои нравственно-религиозные трактаты, был безнадежно замкнут в кругу частной точки зрения
на жизнь, не желающей знать ничего, кроме индивидуальной жизни, ее радостей и горестей, ее совершенств или несовершенств.
По-другому, менее последовательно, чем Л. Толстой, но также отвергла исторический и утверждала «частный» взгляд
на жизнь значительная часть русской интеллигенции в
своем традиционном миросозерцании.
Но эта слабость и узость человеческого сознания, эта выброшенность человека
на поверхность не может быть опровержением той великой истины, что каждый человек — всемирный по
своей природе и что в нем и для него совершается вся история.
Такая отвлеченность и абсолютность в политике
на практике ведут к тому, что интересы
своей партии или социальной группы ставятся выше интересов страны и народа, интересы части — выше интересов целого.
Несколько лет тому назад ни один политик не предвидел,
на что нужно будет направить все
свои силы.
Диалектическая ложь, широко практикуемая марксистами
на практике, оправдывается диалектическим материализмом, который, в глубоком противоречии со
своими философскими основами, признается наконец открытой абсолютной истиной.
Она дуалистична в делении мира
на две части, за социальную революцию и против нее, и монистична в утверждении
своего нового царства.
Кесарь же конечен и хочет наложить
на Дух печать
своей конечности.