Неточные совпадения
Наша православная идеология самодержавия — такое же явление безгосударственного
духа, отказ народа и общества создавать государственную
жизнь.
Никакая философия истории, славянофильская или западническая, не разгадала еще, почему самый безгосударственный народ создал такую огромную и могущественную государственность, почему самый анархический народ так покорен бюрократии, почему свободный
духом народ как будто бы не хочет свободной
жизни?
Русский человек с большой легкостью
духа преодолевает всякую буржуазность, уходит от всякого быта, от всякой нормированной
жизни.
В
жизни духа владеют ею: то Маркс, то Кант, то Штейнер, то иной какой-нибудь иностранный муж.
Но таинственная страна противоречий, Россия таила в себе пророческий
дух и предчувствие новой
жизни и новых откровений.
В России давно уже нарождалось пророческое чувствование того, что настанет час истории, когда она будет призвана для великих откровений
духа, когда центр мировой духовной
жизни будет в ней.
Но много было фальши и лжи, много рабства у материального быта, много «возвышающих обманов» и идеализаций, задерживающих
жизнь духа.
Истинный русский мессианизм предполагает освобождение религиозной
жизни,
жизни духа от исключительной закрепощенности у начал национальных и государственных, от всякой прикованности к материальному быту.
Славянофилы хотели оставить русскому народу свободу религиозной совести, свободу думы, свободу
духа, а всю остальную
жизнь отдать во власть силы, неограниченно управляющей русским народом.
Россия
духа может быть раскрыта лишь путем мужественной жертвы
жизнью в животной теплоте коллективной родовой плоти.
И тогда возрождение России к новой
жизни может быть связано лишь с мужественными, активными и творящими путями
духа, с раскрытием Христа внутри человека и народа, а не с натуралистической родовой стихией, вечно влекущей и порабощающей.
Недра русской
жизни не где-либо, а везде, везде можно открыть глубину народного
духа.
Идея, смысл раскрывается в личности, а не в коллективе, и народная мудрость раскрывается на вершинах духовной
жизни личностей, выражающих
дух народный.
Жизнь идей есть обнаружение
жизни духа.
Исключительное господство душевности с ее животной теплотой противится этой освобождающей
жизни духа.
Уход из национальной
жизни, странничество — чисто русское явление, запечатленное русским национальным
духом.
Но это — трусливый и маловерный национализм, это — неверие в силу русского
духа, в несокрушимость национальной силы, это — материализм, ставящий наше духовное бытие в рабскую зависимость от внешних материальных условий
жизни.
Мы должны сознать, что русский мессианизм не может быть претензией и самоутверждением, он может быть лишь жертвенным горением
духа, лишь великим духовным порывом к новой
жизни для всего мира.
Подобно тому, как недолговечно и поверхностно существование оазиса — общины в
духе толстовца или утопического социализма, недолговечно и поверхностно и существование всей человеческой общественности в сложной и бесконечной космической
жизни.
Для людей этого
духа она не может дать никакого научения, они не хотят перейти к новой
жизни через смерть.
Весь период третьей республики был постепенным развитием мещанской
жизни, плодом безрелигиозного, атеистического
духа.
Люди
духа иногда с легкостью отворачиваются от войны, как от чего-то внешне-материального, как чуждого зла, насильственно навязанного, от которого можно и должно уйти в высшие сферы духовной
жизни.
А до войны, в мирной
жизни убивались души человеческие, угашался
дух человеческий, и так привычно это было, что перестали даже замечать ужас этого убийства.
Нельзя достаточно сильно подчеркивать, что абсолютная Христова любовь есть новая благодатная
жизнь духа, а не закон для относительной материальной
жизни.
Быть сильным
духом, не бояться ужасов и испытаний
жизни, принимать неизбежное и очистительное страдание, бороться против зла — остается императивом истинно-христианского сознания.
Россия и Германия борются за свои места в мировой
жизни и мировой истории, за преобладание своего
духа, за творчество своих ценностей, за свое движение.
Но в отношении к
жизни русской интеллигенции, да и вообще русских людей есть как бы преобладание женственного, господства чувства женственного сострадания, женственных «частных» оценок, женственного отвращения к истории, к жестокости и суровости всего исторического, к холоду и огню восходящего ввысь
духа.
Дух, свободный в своем внутреннем опыте, становится навязчивым и насильническим; он открывается относительной, внешней
жизни не как живой опыт, а как извне навязанный, безжизненный принцип или норма.
В общественной
жизни все ведь — в силе, в энергии
духа, в характере людей и обществ, в их воле, в их творческой мысли, а не в отвлеченных принципах, формулах и словах, которым грош цена.
Этот
дух, совсем не противоположный правде демократических программ, прежде всего требует личного и общественного перевоспитания, внутренней работы воли и сознания, он ставит судьбу общественности в зависимость от внутренней
жизни человеческой личности, нации, человечества, космоса.
Германская машина, как бы выброшенная из недр германского
духа, идет впереди, она задавала тон в
жизни мирной, а теперь задает тон в войне.
Но можно ли сказать, что
дух погибает в этой материализации, что машина изгоняет его из
жизни?
Если идти назад по линии материального развития человечества, то мы не дойдем до свободного и цельного
духа, а дойдем лишь до более элементарных и примитивных форм материальной
жизни.
В природной органической
жизни дух и плоть еще не дифференцированы, но означает это не высшее состояние
духа, а элементарное его состояние, всегда связанное с тяжелой борьбой за существование и злым принуждением.
С вхождением машины в человеческую
жизнь умерщвляется не
дух, а плоть, старый синтез плотской
жизни.
Или нужно бесстрастно стать на другой путь и признать, что
дух не зависит от материи и что функциональная связь духовного и материального на поверхности
жизни из глубины, изнутри совсем иное означает.
Эта независимость и свобода
духа должна быть обнаружена мучительным путем механизации, машинизации материальной
жизни.
Можно установить четыре периода в отношении человека к космосу: 1) погружение человека в космическую
жизнь, зависимость от объектного мира, невыделенность еще человеческой личности, человек не овладевает еще природой, его отношение магическое и мифологическое (примитивное скотоводство и земледелие, рабство); 2) освобождение от власти космических сил, от
духов и демонов природы, борьба через аскезу, а не технику (элементарные формы хозяйства, крепостное право); 3) механизация природы, научное и техническое овладение природой, развитие индустрии в форме капитализма, освобождение труда и порабощение его, порабощение его эксплуатацией орудий производства и необходимость продавать труд за заработную плату; 4) разложение космического порядка в открытии бесконечно большого и бесконечно малого, образование новой организованности, в отличие от органичности, техникой и машинизмом, страшное возрастание силы человека над природой и рабство человека у собственных открытий.
Есть две основные точки зрения на соотношения кесаря, власти, государства, царства этого мира и
духа, духовной
жизни человека, царства Божьего.
Великий творец всегда индивидуален, никому и ничему не подчинен и в своем индивидуальном творчестве выражает
дух народа; он даже гораздо более выражает
дух своего народа, чем сам народ в своей коллективной
жизни.
Жизнь приобретает глубину и значительность лишь при понимании ее в
духе символического реализма.
Но часто бывают извращения, отрицается свобода мысли и
духа и признается очень большая свобода в
жизни экономической.
Ныне
дух отрывается от этой связанности с органической плотью
жизни.
Это есть таинственная
жизнь Духа.
Творчество же принадлежит к целям
жизни, оно принадлежит к царству свободы, т. е. к царству
Духа.
Цели
жизни не могут быть подчинены средствам
жизни, свобода не может быть подчинена необходимости, царство
Духа не может быть подчинено царству Кесаря.
Свобода предполагает, что
жизнь не окончательно регулирована и рационализирована, что в ней есть зло, которое должно быть побеждено свободным усилием
духа.