Увы, он и по-русски-то не умел объясняться порядочно (не зная, впрочем, никакого
другого языка), так что он весь, как-то разом, истощился, даже как будто похудел после своего адвокатского подвига.
— Послушайте, Вера, оставим спор. Вашими устами говорит та же бабушка, только, конечно, иначе,
другим языком. Все это годилось прежде, а теперь потекла другая жизнь, где не авторитеты, не заученные понятия, а правда пробивается наружу…
Мы стали горько жаловаться на жар, на духоту, на пустоту на улицах, на то, что никто, кроме испанского,
другого языка не разумеет и что мы никак не можем найти отели.
Неточные совпадения
Городничий. Да, и тоже над каждой кроватью надписать по-латыни или на
другом каком
языке… это уж по вашей части, Христиан Иванович, — всякую болезнь: когда кто заболел, которого дня и числа… Нехорошо, что у вас больные такой крепкий табак курят, что всегда расчихаешься, когда войдешь. Да и лучше, если б их было меньше: тотчас отнесут к дурному смотрению или к неискусству врача.
На
другой день, проснувшись рано, стали отыскивать"
языка". Делали все это серьезно, не моргнув. Привели какого-то еврея и хотели сначала повесить его, но потом вспомнили, что он совсем не для того требовался, и простили. Еврей, положив руку под стегно, [Стегно́ — бедро.] свидетельствовал, что надо идти сначала на слободу Навозную, а потом кружить по полю до тех пор, пока не явится урочище, называемое Дунькиным вра́гом. Оттуда же, миновав три повёртки, идти куда глаза глядят.
С следующего дня, наблюдая неизвестного своего
друга, Кити заметила, что М-llе Варенька и с Левиным и его женщиной находится уже в тех отношениях, как и с
другими своими protégés. Она подходила к ним, разговаривала, служила переводчицей для женщины, не умевшей говорить ни на одном иностранном
языке.
Язык его стал мешаться, и он пошел перескакивать с одного предмета на
другой. Константин с помощью Маши уговорил его никуда не ездить и уложил спать совершенно пьяного.
— Вот это всегда так! — перебил его Сергей Иванович. — Мы, Русские, всегда так. Может быть, это и хорошая наша черта — способность видеть свои недостатки, но мы пересаливаем, мы утешаемся иронией, которая у нас всегда готова на
языке. Я скажу тебе только, что дай эти же права, как наши земские учреждения,
другому европейскому народу, — Немцы и Англичане выработали бы из них свободу, а мы вот только смеемся.